Сияние «жеможаха»
Шрифт:
Иадову поразила обстановка в детском бараке. На входной двери красовалась табличка со звездой и надписью: «Самый чистый барак». Действительно, там всё блестело чистотой, пол и деревянные поверхности были выскоблены добела. Пахло ёлкой. На столах у печки сушились ягоды, к потолку были подвешены мешочки с сушёными грибами. К стенам были прибиты нарядные портреты вождей, между ними качались на нитках чудесные куклы, они кивали и улыбались Иадовой, как доброй знакомой. Вокруг детских кроваток стояли фанерные леса и горы; фанерные крылатые кони и прочие звери на колёсиках желали малышам спокойной ночи. На полках среди обычных детских книжек стояли рукописные
Вокруг барака был устроен «индивидуальный» огород с картофельным полем, грядками, яблоньками и пугалами. Не чуждая самоиронии Гвоздева отдала главному пугалу свой полинявший берет с кокардой и френч с прорехой ниже пояса. Теперь она вечно встречала гостей у калиточки детского дома, отгоняя птиц и злых духов. Иадова знала, что гвоздевский детский дом считается образцово-показательным, что туда на праздники начальство своих детей возит, но она не ожидала увидеть такого великолепия. Всё это было теперь в её руках – Гвоздева шла в увольнение, чтобы ухаживать за безногим сыном. Тате предстояло навести свои порядки в Красном Яге, и для начала надо было сжить со света социально неблагонадёжную Броньку.
Иадова заняла квартиру уехавшей Гвоздевой и совершенно её преобразила. Тата питала страсть к рукоделию, у неё была большая коллекция кружев и вышивок, сделанных крепостными зэчками. Первым делом Иадова украсила спартанское жилище Гвоздевой множеством салфеточек, полотенчиков и подзоров, на стол постелила расшитую скатерть, свисающие с окон старые детские простыни заменила на красивые занавески. У Гвоздевой Иадова обнаружила несколько сборников стихов, изданных культурно-воспитательным отделом НКВД. Эти книжки Гриша привозил из гастролей по дальним зонам. Иадова открыла наугад:
Над полуночным покоемИз восточной стороныВышли звёзды под конвоемОслепительной луны [4] .Это были прекрасные стихи, написанные заключённым. Жуя губами, Иадова читала их – как бы сквозь сон, как будто что-то припоминая, потом решительно разорвала, растёрла в сильных ладонях и отправила на растопку. Новое жилище Иадова называла «мои пенаты». В свободное время, которого у неё было довольно много, читала «Правду», «Известия», «Производственный бюллетень», старые подшивки «На вахте» и «Северного горняка», пила сладкий чай со спиртом, разговаривала с Патроном, иногда вышивала крестиком.
4
Стихотворение Николая Жигульского; он был расстрелян в 1937 году. – Прим. ред.
У крыльца Иадовой обычно стояли на дежурстве Панов и Головкин. Как-то вечером Тата пустила их погреться, провела политинформацию с двумя человеко-посещениями и громкую читку газет, расспросила про родителей и деревеньку, напоила до сально-чесночной
Злоба душила Иадову – даже вохра уважала Броньку! Тата кляла мягкотелую Гвоздеву за то, что она «распустила» охранников. Надо было срочно отправить передовичку-стахановку на карьер: оттуда она не вернётся, там вместо еды – мука известковая, там духи мщения с наганами, а блатные подпыривают ножиками, там барынькины потроха очень быстро пропитаются белой смертельной пылью, и можно будет обойтись без семи заветных пулек.
Прежде всего надо было уличить Броньку в халатности и головотяпстве. Но проклятая барынька работала безукоризненно, Тате не к чему было придраться. Ночами она ворочала потной седеющей головой на вышитой подушке и придумывала, как бы подловить, оговорить, разоблачить, казнить. Выли собаки, фонарь на улице скрипел, бил по глазам, мешал заснуть.
Однажды утром начальница увидела, как Броня с явным удовольствием заплетает девочек. Она подкралась сзади, больно ткнула пальцем в детский затылок и провозгласила: «Вши!»
Вшей не было, их давно вывели специальным мылом, которое Архипыч с Петей варили из собственноручно добываемого дёгтя. Это заживляющее, обеззараживающее и изгоняющее вшей мыло было придумано Архипычем, оно пользовалось большой популярностью на зоне, было лицом, маркой и твёрдой валютой детского дома. Случалось, что Гвоздева расплачивалась этим мылом за сокровища с вещевых и продовольственных складов, подкупала им завхозов, дарила начальству на Новый год.
За кладбищем Петя с Архипычем устроили ямную дёгтеварку. Весной дети помогали им собирать и сушить берёзовую кору. Нагнувшись, глядели между своих ног, чтобы увидеть суседко, лешего видели через свёрнутую в трубку бересту. Топилась сложенная по древнему обычаю печь. Петя разливал пахучую чёрную целебную жижу по бутылкам. Однажды Гвоздева променяла детдомовский дёготь на розовое сало, с этим салом варили кашу, солёная корка от сала стала для многих маленьких врагов самым вкусным воспоминанием детства.
Броня предложила обработать детские головы дегтярным мылом Архипыча, однако Иадова потребовала, чтобы няньки и себя и враженят обрили наголо и намазали керосином. Тату разозлило, что Броня невозмутимо подчинилась приказу, зато она с утробным удовлетворением смотрела на синие детские головы и голый Бронин череп, который, кстати, произвёл огромное впечатление на артистов-водовозов. Они утверждали, что его форма с удлинённым затылком – эталон красоты. С тех пор запах керосина был у водовозов неразрывно связан с сильным любовным переживанием.
Иадова запретила водить детей в лес, теперь они могли гулять только вокруг барака в сопровождении сторожевых собак. Большим Татиным разочарованием стали четвероногие охранники. Их Гвоздева тоже распустила – собаки были недостаточно бдительны: вместо того чтобы рычать и лаять на детей, они виляли хвостами и глупейшим образом скулили. Сырые собаки, необученные! Один Патрон приносил ей утешение – он мог без предупреждения вцепиться в ногу; однако по старости своей пёс потерял былую хватку, его укусы были незначительны, и приходилось довольствоваться лишь испуганным детским криком.