Сиятельный
Шрифт:
– Прокруст, слышал о таком? – придвинулся к нему констебль.
И вот тут мужичонку проняло, да так, что он чуть не обмочился.
– Это он? – просипел портье, враз поверив нашим словам.
– Он, – подтвердил я и достал служебную карточку, которую совсем позабыл сдать. Совершенно случайно, разумеется. – Читай!
Портье повернул удостоверение к свету.
– Детектив-констебль Леопольд Орсо, – вслух произнес он. – Сыскная полиция.
Я забрал документы и скомандовал:
– Ключи, быстро!
Мы перешли к конторке, там служащий отеля
– Сколько комнат? – не забыл уточнить Рамон.
– Одна. Удобства на этаже.
– Сиди и не дергайся, – приказал констебль; в ответ раздалось позвякивание горлышка графина о край граненого стакан.
Я прошелся по вестибюлю, запоминая на всякий случай расположение входов и выходов, потом обернулся и спросил:
– Чердак?
Ночной портье сделал несколько жадных глотков, отставил пустой стакан и сообщил:
– Заколочен.
Рамон приблизился ко мне и тихонько прошептал:
– Ну и что делать будем? Одного оставлять его не дело.
– Проверим номер, потом вернешься.
– Сойдет, – кивнул констебль и предупредил портье: – Чтоб без фокусов. Понял?
– Да! – сдавленно пискнул тот. Известие о том, что одним из постояльцев оказался легендарный убийца, полностью выбило его из колеи.
Мы с Рамоном поднялись на второй этаж; там я убрал в нагрудный карман темные очки, потом снял крышечку с рукояти трости и включил фонарь.
– Заходишь первым, – предупредил напарника, доставая «Цербер».
– Понял, – кивнул констебль, встав напротив двери с номером «двадцать два».
Я сунул трость под мышку и осторожно провернул ключ в замочной скважине.
Механизм оказался смазан, даже не скрипнул; раз – и готово.
Рамон стремительно ворвался в номер, я заскочил следом и повел фонарем, освещая комнату. Шкаф, кровать, стол у окна – спрятаться негде, но напарник так не считал.
– Шкаф, – хрипло выдохнул Рамон, взяв на прицел покосившуюся громаду.
Я распахнул створки; среди развешанных на плечиках пиджаков и брюк никто не таился. Тогда констебль указал на кровать.
– Свети!
Под кроватью обнаружился лишь дорожный чемодан; я вернул покрывало на место, сунул «Цербер» в карман и скомандовал напарнику:
– Бегом вниз!
Рамон поспешил к портье, а я натянул перчатки и занялся обыском. Отсутствие ордера и прочие процессуальные тонкости волновали меня сейчас меньше всего.
Победителей не судят.
Газовые рожки зажигать не стал, так и продолжал подсвечивать себе фонарем в рукояти трости, стараясь лишний раз не направлять его в сторону занавешенных окон. Мусорное ведро было забито очистками сарделек, у стены стояла пара пустых бутылок из-под сливовицы, их решил не трогать, вместо этого выдвинул из-под кровати потертый чемодан и наскоро проверил его содержимое, но помимо погашенного билета на дирижабль рейса «Нью-Йорк – Новый Вавилон» ничего интересного там не оказалось. Нижнее белье, зубной порошок, бритва, прочая мелочовка.
Тогда перешел к шкафу и охлопал одежду; ровно
Все пиджаки и брюки были новенькими, пошитыми по индивидуальному заказу из дорогой черной ткани. Все одинаковые, словно горошины в стручке. И все со споротыми ярлыками.
Одного пиджака не хватало.
Крайне предусмотрительно. И кровь на черном не так бросается в глаза, и никто не удивится, если сегодня на тебе не тот пиджак, что вчера.
Я проверил ящики стола и даже стащил с кровати матрац, потом взобрался на стул и осветил шкаф – там одна лишь пыль. Привстав на цыпочки, потянулся к деревянной решетке вентиляционного отверстия, только прикоснулся – и она осталась в руке.
Вот он, тайник!
Впрочем, тайник – это громко сказано. Просто потайное место, чтобы уберечь ценные вещи от вороватой прислуги, и не более того.
Я извлек из вентиляционного отверстия металлическую шкатулку и, поскольку вскрывать нехитрый замок гнутой скрепкой просто не было времени, взломал его, просунув под крышку нож.
Сверху лежали стеклянный шприц, жгут и пузырек с раствором морфия, и сразу стало ясно, что первое убийство вовсе не было случайным. Либо оборотень не сошелся с жертвой в цене, либо покойник попросту решил ограбить заезжего наркомана. Скорее второе – перетянутая аптечной резинкой пачка колониальных долларов вызывала завистливое уважение.
Сунув деньги в карман куртки, я взял пухлый конверт и вытряхнул из него два паспорта. Первый был выдан некоему Герхарду Ланке, жителю колониального штата Нью-Йорк, сорока двух лет от роду; владельцем второго оказался сорокалетний Джонатан Барлоу из Мельбурна, Зюйд-Индия. Что характерно – отметка о въезде не была проставлена ни в одном из них.
Значит, есть и третий.
Отложив паспорта, я удостоверился, что в шкатулке ничего больше не осталось, и покинул номер, не трудясь хоть как-то скрыть устроенный при обыске беспорядок. Дошел до лестницы и уселся на верхнюю ступеньку, давая отдых усталым ногам.
– Ну что? – спросил Рамон Миро, опуская лупару.
– Это он, – подтвердил я, совсем позабыв о портье.
А того при этих словах едва удар не хватил; аж обмер весь и навалился на конторку.
Констебль досадливо поморщился, поднялся по лестнице и протянул руку.
– Не стоит сидеть на виду, – проворчал он, помогая мне встать.
И тут совершенно бесшумно распахнулась входная дверь.
Мы бы этого не заметили даже, если б перепуганный до полусмерти ночной портье не пискнул:
– Прокруст!
Рамон отпустил меня и крутанулся на месте, вскидывая лупару. Едва устояв на узеньких ступеньках крутой лесенки, он упер в плечо приклад тяжеленного ружья и рявкнул на высокого болезненного вида господина лет сорока, что шагнул через порог:
– Ни с места, полиция!
В тот же миг постоялец неуловимым прыжком сорвался с места и рванул через вестибюль. Его нескладная долговязая фигура просто расплылась в смазанную тень, но Рамон уже держал убийцу на прицеле и потому сразу утопил спусковой крючок.