Скачущий на льве

Мацих Леонид

Элиша. Кто такой этот Хрисипп?

Аристобул. О, это славный муж, мой друг и покровитель. Правда, он непристойно богат, но даже это не умаляет его достоинств. Он торгует соленой рыбой и пряностями. Ему часто случается подсовывать змею вместо угря и жаб вместо сардин, но при этом он честнейший среди александрийских торговцев. В душе он подлинный киник.

Элиша. Это вполне подтверждается твоим рассказом. Он поддерживал тебя в трудные минуты?

Аристобул. Как

Орест помогал Пиладу! Я как-то написал некую эпиграмму про нравы жен наших богачей. Через сутки мои строки повторял весь город. Городской совет обвинил меня в непристойности. Как будто бывают пристойные эпиграммы! Это все равно, что в бане мыться одетым. Я попытался объяснить им это, но ничтожные людишки ничего не понимают в искусстве. Меня присудили к штрафу, который любезно заплатил Хрисипп. Я пригвоздил мерзавцев к позорному столбу пламенной сатирой «Собрание забавных уродцев».

Элиша. Название хлесткое. Хрисиппу понравилось?

Аристобул. Клянусь копытом Пегаса, только ему и понравилось. Он всячески ободрял и утешал меня.

Элиша. Тебе понадобилось утешение?

Аристобул. Еще бы! Воспетые мною уродцы захлебывались желчью от злобы. Они вознамерились совсем сжить меня со свету. Для начала они лишили меня должности декламатора в театре, а потом постановили изгнать из города. Хрисипп приютил меня на своей вилле, предоставил в мое распоряжение свою библиотеку и подарил мне свою наложницу, юную золотоволосую киммерийку.

Элиша. Ты познал с ней тайны любви и страсти?

Аристобул. (Отхлебывает вина). В полной мере! Через месяц она сбежала с конюхом, забрав все мои деньги и вещи. Клянусь змеями Горгоны, опытные воры не взяли бы больше. Она унесла даже грязное белье, старую плевательницу и бронзовые зубочистки.

Элиша. Возможно, на память о тебе?

Аристобул. Только библиотеку она не тронула. Свитки внушали ей ужас. Я благословил богов, что не научил ее читать, несмотря на ее просьбы и слезы.

Элиша. Ты поступил разумно! Боги лишают мужской силы того, кто учит женщину грамоте.

Аристобул. Поступающий так подобен безумцу!

Элиша. Такой человек подобен тому, кто взращивает на груди своей аспида и ехидну! Что может быть опасней грамотной женщины?

Аристобул. Только три вещи: буря на море, моровая язва и гнев богов.

Элиша. Превосходно сказано! Эти слова нужно высечь золотом на мраморе и поместить при входе в Александрийскую библиотеку. В тебе дремлет великий поэт, друг мой! Продолжаешь ли ты писать?

Аристобул. Ах, Теодор, я больше не пишу для театра. Для своих комедий и трагедий я избрал самую завидную сценическую судьбу: ни одну из них не видели эти глупцы-зрители. Я не стал их никому предлагать.

Элиша. Это правильно! Толпа недостойна стоять у жертвенного треножника поэта, когда он общается с богами. Ну, а стихи?

Аристобул. Со мной произошла невероятная история. В библиотеке Хрисиппа я прочел «Вакханок» Еврипида. Два дня потом я пил и плакал, а после дал зарок никогда больше ничего не писать. Свои дощечки я сжег в печи, папирусы отдал детям в школу, а из кожаных свитков сделал эти сандалии. Вот взгляни, тут можно разобрать буквы.

Элиша. Аристобул, это достойно трагедии Эсхила! Музы рыдают на облаках! Ты преподнес людям и богам поистине бесценный дар: избавил их от своих творений! Велика твоя заслуга перед Аполлоном! И ты не потратился на обувь, проявил похвальную экономию! Ты равно достоин войти в греческий ареопаг и в еврейский Синедрион!

Аристобул. Ах, Теодор, даже в твоей желчи чувствуется сладость!

Обнимаются, по очереди пьют из меха.

Элиша. О, лоза Диониса! Я не в силах больше пить эту дрянную кислятину. Пойдем же к Халеду, там подают недурное вино. Его харчевня станет приютом для странствующих философов.

Встают и отряхиваются.

Лукавый агарянин превосходно готовит барашка с травами и медом.

Аристобул. Но у меня мало денег для таких яств.

Элиша. Ничего, я угощаю. Не бойся, ты не разоришь меня. У меня есть одна вещица, благодаря которой нас будут кормить и поить бесплатно, да еще и благодарить за оказанную честь.

Аристобул. Что это за волшебный талисман?

Элиша. С виду — обычное серебряное кольцо. Но надпись на нем… Впрочем, это пустяки.

Аристобул. А зачем тебе фонарь? Ты что, как Диоген ищешь человека?

Элиша. О нет, я не настолько наивен. Правда, было время, когда я действительно искал Человека. Искал среди евреев, эллинов, римлян, египтян… Увы, поиски мои не увенчались успехом. Царь Соломон говорит в книге Экклезиаст, что нашел одного достойного среди тысячи, а я не нашел и этого. Впрочем, нет, одного нашел.

Аристобул. Ты еще не забыл еврейскую библию, Теодор?

Элиша. Как я могу ее забыть, когда эта книга вылепила мне душу?

Аристобул. Прекрасный поэтический оборот! Вот тебе следует писать стихи!

Элиша. Я слишком много написал за это время официальных донесений, чтобы помышлять о поэзии. Поэзия требует свободы, а я, увы, на службе у проконсула. Давай не будем об этом сейчас!

Аристобул. А кто сей муж, коего ты почел достойным называться Человеком? Не киник ли он?