Скачущий на льве
Шрифт:
Аристобул. Я родился в Александрии, отец мой был небогатый торговец шерстью. Он хотел, чтобы я тоже стал торговать, а мне это никогда не нравилось. Я любил театр, но отцу это казалось блажью. Когда мне было 15 лет, мама умерла, и отец женился еще раз. Они с мачехой решили уехать в одну из колоний в Южной Италии, но я не захотел ехать из центра мира в глушь. С тех пор я живу один. Перепробовал множество работ, и понял, что мне нравится только путешествовать. Теперь я — странствующий философ, киник.
Хана. Театр я видела, про философию мне
Аристобул. Ну, это такая разновидность философии. Вообще-то, «киник» означает «пес».
Хана. Да? Собака — хороший зверь, добрый, верный. Правда, собаки часто дерутся между собой, но ведь и люди так поступают. Ты женат, Аристобул?
Аристобул. Нет. У меня были знакомые женщины, но я никогда не думал жениться.
Хана. Я встречала греков на рынках. Они такие насмешники! В театрах смеются над всем, даже над своими богами! Мне нравятся греческие вазы и кольца. Они так искусно сделаны! Я как-то хотела купить кольцо из Коринфа, но у меня было мало денег, а просить у дедушки я не решилась.
Аристобул. А скажи, Хана, правда ли, что Акива в молодости был пастухом?
Хана. Так говорят люди. Он любит животных, и они любят его. Может быть, он даже понимает их язык. Но ты же видел настоящих пастухов, правда? Дедушка ни в чем на них не похож.
Аристобул. Откуда же такой слух?
Хана. Ты так хорошо говоришь по-нашему. Может быть, ты читал Писание?
Аристобул. Да, Теодор выучил меня еврейскому языку и читал мне Библию по-еврейски и по-гречески.
Хана. Тогда ты должен помнить, что наши пророки часто одевались как пастухи, брали в руки посох и называли себя пастырями народа. Может быть, дедушка тоже видит себя таким пастырем?
Аристобул. Ты настоящая внучка своего деда! Такая умная!
Хана. А тебе нравятся умные девушки?
Аристобул. Ну… В общем, да…
Хана. Тогда приходи к нам почаще. Я попрошу дедушку, чтобы он разрешал нам иногда говорить наедине. Я буду рада тебя видеть! А ты разве нет?
Аристобул. И я тоже!
Входит Акива.
Акива. Ну, как вы тут, молодые люди?
Аристобул. Я никогда не беседовал с такой умной девушкой! Я даже был рад, учитель Акива, что тебя так долго нет.
Акива. Вот как? А ты, Хана?
Хана. Мне Аристобул очень понравился. Дедушка, давай пригласим его к нам на субботу. Он же тут один, ему некуда пойти.
Акива. Наш гость Аристобул — грек, а они не празднуют субботу.
Хана. Правда? А как же вы живете без субботы?
Аристобул. Ну, как-то справляемся…
Акива. Ты, Аристобул, никогда не видел еврейской субботы? Ну, тогда тебе стоит посмотреть. Приходи к нам в пятницу до захода солнца. Только, пожалуйста, без Элиши-Теодора. Ему здесь рады не будут. Ханеле, тебе придется больше повозиться на кухне.
Хана. Ой, я с удовольствием! Как хорошо, что ты согласился, дедушка!
Акива. Что же мне оставалось делать? Вижу, вы тут времени зря не теряли. Вот тебе, Аристобул, пример проявления принципа свободы воли: если что-то очень хочется сделать, это нужно сделать обязательно! Ну, а про теорию мы с тобой поговорим уже без Ханы. Ступай, моя кукушечка, приготовь нам овощи с овечьим сыром и оливковым маслом по-гречески. И не забудь, что у нас есть галилейские яблоки и медвяные финики из Иерихона. А ты, Аристобул, садись, задавай свои вопросы.
Танцы на площади. Общая сцена. Акива, Гамалиил, Брурия
Городская площадь полна народа. Общее радостное возбуждение. Музыка. Отдельно стоят Гамалиил, Акива, Меир, ученики.
Крики из толпы: Слава Рабби Акиве! Благо гонцу, принесшему радостную весть! Благословен Господь наш! Приблизились времена избавления нашего! Язычники трепещут! Мессия, приди! Римляне отменили все запреты! Это все заслуга Рабби Акивы! Благословен Акива, учитель наш!
Гамалиил. Что они там кричат?
Меир. Воздают хвалу Рабби Акиве.
Гамалиил. Народ приветствует тебя так, будто ты и есть Мессия.
Акива. Народ не знает меры ни в горе, ни в радости. Боюсь, что времена Мессии еще далеки от нас.
Меир. Ты не веришь, что Бар Кохба — Мессия?
Акива. Я помню слова моих учителей. Они, бывало, говорили: «Трава вырастет на щеках твоих, Акива, а Мессия все еще не придет!»
Гамалиил. Ты говоришь верно. Нельзя давать волю народной стихии. Народ — стадо, мудрецы — пастыри.
Меир. (Передает ему свиток) Рабби Акива, здесь выражение признательности всех членов Синедриона. Ты словами сумел достичь того, чего не удавалось добиться ни золотом, ни оружием.
Акива. Словами можно достичь очень многого. Хотя у золота и оружия есть свои веские аргументы.
Гамалиил. Отмена запретов на соблюдение наших традиций — да ты великий дипломат, Акива!
Меир. Римляне на все согласились! Это невероятно!
Акива. Вы преувеличиваете, друзья мои! Мне приличествует соблюдать скромность.
Гамалиил. Твоя скромность выглядит показной, Акива. Это действительно выдающееся достижение. Когда посольство мудрецов Синедриона было у цезаря Траяна, им не удалось добиться ничего.
Акива. Траян мнил себя богом и лучшим из цезарей, но был, по-моему, лишь заурядным солдафоном. Он завидовал своим предшественникам, все сравнивал себя с Августом, но не обладал ни одним из его достоинств. Траян был прост. Цезарь Адриан, судя по всему, совсем не таков. Интересно бы узнать, с кем себя сравнивает он?