Скалолаз
Шрифт:
– Вполне вероятно. Однако нигде поблизости нет внутренностей этого барана и его костей. Ребята сейчас расширили круг поисков.
– Хорошо, осмотритесь там получше.
– Конечно, сделаем.
Новак спохватился.
– А непальцы?
– Об этом я хотел спросить у вас.
– Пока не говори им ни о чем. Они по-прежнему в своих палатках?
– Да. К нам и не подходят. Сидят, лопочут что-то по-своему.
– Ладно, Павел, отбой. Если что, немедленно соединяйся со мной.
– Как же иначе,
Новак вернул рацию Базилевичу и медленно покачал головой: вот так.
– Что-то случилось, пан Новак? – Миклошко озабоченно заглянул ему в лицо.
– Да. Боюсь, что я не увижу красавицу Жанну.
– Вас отзывают?
– Вместе с вами.
– Пан Новак, уверяю вас, что это моя вина. На отдыхе я становлюсь несерьезным человеком. Я балагур, люблю пошутить. Но вам-то зачем брать с меня пример?
– Я не шучу, Петр. Сегодня уже поздно, но завтра с утра мы возвращаемся назад.
Из палатки показалась голова Кроужека:
– Ян, я слышал, ты говорил о возвращении. Как тебя понимать?
– Тебе следует понимать меня как начальника твоей охраны, человека, который отвечает за твою жизнь.
– О черт! – Мирослав скрылся в палатке. Повозившись там с минуту, он вылез. – Объясни все подробно, – потребовал он.
– Я сам пока мало знаю, но и этого достаточно для серьезных опасений.
Вице-премьер топнул ногой.
– Да не тяни ты душу! – Он был бледен, как-то внезапно сгорбился, постарел.
Новаку стало жаль его:
– У меня есть основания считать, что у русских произошло что-то серьезное, из-за чего они и свернули базовый лагерь, перенеся его за ледопад. На месте их стоянки Павел Немец обнаружил следы крови.
– И это все?
– Если для тебя этого мало, то для меня более чем достаточно. За твою безопасность отвечаю я. Меня и так тревожило поведение русских, а после сообщения Павла Немеца все еще больше запуталось и усложнилось. Это уже не тревога – я чувствую какую-то опасность.
– Подожди, подожди. – Вице-премьер подошел к Новаку вплотную. – Подожди, Ян. Не надо рубить сплеча. Где опасность, с какой она стороны? Там? – Кроужек вытянул руку в сторону скальной башни, куда направлялась российская экспедиция. – Или там? – он перевел руку в сторону ледопада. – Но русские, если опасность исходит от них, удаляются от нас. А подступы к лагерю-1 надежно прикрыты твоими людьми и непальскими солдатами. Оба отряда вооружены, не так ли?
– Так-то оно так… – Новак тяжело вздохнул. Разговор предстоял трудный. Очень трудный.
– Не знаю, Мирослав. Но чутье меня никогда не подводило. Я научился различать запах опасности. Это моя профессия.
Стоящий справа от Новака Петр Миклошко несколько раз шмыгнул носом.
– А я ничего не чувствую. Для всех по-прежнему пахнет томатным супом, а для меня – жареным мясом. Вы почувствовали, господа, как ловко я выделил слова «жареное мясо»?
Новак промолчал, он все больше хмурился, бросая взгляды к подножью скальной башни. Базилевич смотрел в ту же сторону. Кроужек слегка просветлел лицом, он не спускал глаз с воодушевленного пресс-секретаря.
– Придется вам, господа, снова положиться на меня. Мудрый пан Миклошко снова выручит вас. – Он дотронулся до головы. – Это банк. Сейчас я наберу шифр и извлеку из него нужный документ. Вжжжииик! Готово. О! – Миклошко порылся в воображаемых бумагах. – У меня целых два документа. Один датирован 17 апреля 1974 года. А второй… Сейчас посмотрим…
«Когда кончится этот балаган?! – Новак теперь уже с неприязнью глядел на дурачившегося пресс-секретаря. – Пятьдесят лет уже скоро…» Он открыто махнул рукой.
Миклошко не заметил этого жеста, занятый своими «бумагами». Базилевич готов был расхохотаться над чиновником МИДа и сдерживался только усилием воли.
– Ага! – воскликнул Миклошко. – На втором документе стоит другая дата, это… 25 апреля 1974 года. – Он бросил взгляд на Кроужека. – Только не говори, что ты тоже додумался до этого.
– Клянусь, дармоед, я уже все хотел объяснить Яну, как ты…
На глаза Новака набежала пелена. Сейчас последует еще одно объяснение, подобное бреду о «скользящем вверх-вниз флаге». И опять обвинят русских. Скажут, что они слезли, наконец, с пальмы, но тут же полезли в горы. Час от часу не легче. Новак призвал все силы и округлил глаза на Миклошко: «Давай выкладывай, что ты там нарыл в своей голове».
– Итак, зачитываю документ от 25 апреля, второй то бишь. Прямой речью там выделены следующие слова: «Господа, вы помните яка, который погиб при восхождении? А что, если нам купить его у шерпов? И мясо, и шкура. Шкуру можно высушить и спать на ней».
– Почти дословно, – вставил Кроужек. – Польская экспедиция 1974 года действительно недорого купила погибшего яка, надолго обеспечив себя мясом.
– А шкура сушилась на палатке, – ввернул Миклошко.
Базилевич не выдержал и захохотал, хватая простуженным горлом морозный воздух. Новак крепился ровно полсекунды и присоединился к помощнику.
Он же первым и утер слезы, сказав:
– Упокой, господи, душу того яка и прости мою. Но не хотите ли вы сказать, что на камнях осталась его кровь?
– Чего?!! – пресс-секретарь выпучил глаза. – Да вы, пан Новак, переплюнули самого себя! А меня так обрызгали совсем.
Мирослав отстранил плечом старого друга:
– Это аналогия, Ян, не более. Ну и что, что на камнях обнаружили следы крови? Русские могли забить там какое-либо животное, купленное у шерпов.
– А посему я зачитываю документ номер один.