Скандальная репутация
Шрифт:
—Тебе не обидно, не больно читать то, что они пишут? — поинтересовался Кейн.
Конечно, ей было и больно, и обидно. Но если бы кто-нибудь узнал об этом, ее бы вмиг уничтожили журналисты.
— А что они такого пишут? — беззаботно сказала Шеннон, расправив плечи и открыв тем самым его взгляду больше, чем следовало бы. — Что я не пропускаю ни одной вечеринки в Лондоне и меняю парней так же часто, как нижнее белье? — Она не могла поверить, что повторяет самые ужасные сплетни о себе, которые не имели ничего общего с действительностью. Но она так хотела произвести на него впечатление! — Не вижу в этом ничего, что
— Это беспокоит твоего отца, — заметил Кейн, покачиваясь на каблуках и глядя на нее прищуренными глазами, в которых она различила нечто напоминающее злость. — Хотя, мне кажется, этого ты и добиваешься.
Шеннон, даже находясь под влиянием мужского очарования Кейна и паря высоко в облаках, ощутила колкость замечания и восприняла его как пощечину. Да что он о себе возомнил? Он не имеет права так разговаривать, ничего не зная ни о ней, ни о ее отношениях с отцом.
—Я не знаю, что вы делаете в кабинете моего отца, мистер Фалконер, но, думаю, моя личная жизнь вас не касается.
Он невозмутимо перекладывал бумаги на столе, ничуть не расстроенный ее вспышкой.
— Я и не собирался вмешиваться в твою личную жизнь, Шеннон. — Кейн впервые назвал ее по имени. От его глубокого баритона у нее побежали мурашки по спине. — Мне не очень хочется видеть свое имя во второсортных газетах, которые так любят писать о твоих похождениях.
Она вышла из кабинета, высоко подняв голову и изо всех сил сдерживая навернувшиеся на глаза слезы.
После этого Шеннон старалась избегать Кейна. Но это было невозможно: Кейн очень нравился Ранульфу Бувье. Он стал часто бывать у них дома. Шеннон приходилось говорить с ним по телефону, тая,от звука его голоса. И, конечно же, ни один прием, устраиваемый компанией, где она обязана была присутствовать, не обходился без него.
— Сколько тебе лет? — спросила она однажды, когда он пригласил ее танцевать.
— Я слишком стар для тебя, — ответил Кейн.
— А почему ты считаешь, будто этот простой вопрос означает, что я тебя хочу? — Два года она, уверенная в своей женской привлекательности, безуспешно пыталась пробиться через ту стену, которую он, казалось, воздвиг с единственной целью — защитить себя от нее.
Ее смелость удивила его. Он засмеялся и прижал девушку к себе.
— Потому что я, пожалуй, единственный мужчина в Лондоне, который не попытался затащить тебя в постель. — Его глаза холодно блестели. — А я свято верю, что по-настоящему хочешь только то, чего не можешь получить.
Его ответ расстроил ее, но тогда она отшутилась. Однако с тех пор Шеннон была уверена, что теряет время, стараясь понравиться Кейну — не говоря уж о том, чтобы соблазнить его. — Он был слишком опытен, слишком умен, чтобы она могла перехитрить его. Она терпела поражение за поражением и наконец сдалась.
Она начала встречаться с Джейсоном Маркхэмом, и он предложил ей провести лето в его загородном доме. Шеннон схватилась за эту возможность, чтобы убежать от подавляющего ее отца и попытаться забыть о своих чувствах к Кейну. Она думала, что подростковая влюбленность пройдет, когда вспыхнет настоящая любовь.
Отношения с Джейсоном были спокойными и более походили на дружбу, в которой Шеннон так нуждалась. У нее не было настоящих подруг — с тех пор как
Ей казалось, что она интересна Джейсону прежде всего как личность. Он внимательно слушал ее. Шеннон смело рассказывала ему о своих мечтах, планах на будущее. Он не торопил развитие их отношений, согласился ждать, сколько понадобится. Она чувствовала себя с ним защищенной и довольной жизнью. Это не была безумная любовь, какую она испытывала к Кейну, но с Джейсоном ей было спокойно. Тогда она считала надежность и спокойствие главными качествами, которые хотела бы видеть в своем будущем муже. Джейсон этими качествами обладал. К тому же он был сыном министра и подающим надежды молодым гонщиком.
Поэтому, когда произошла история с попыткой самоубийства его жены, все газеты пестрели заголовками об этом, выставляя Шеннон порочной женщиной, а Джейсона невинной жертвой.
Убитая горем, обманутая и разочарованная, она вернулась в Лондон, чтобы столкнуться с нескончаемыми вопросами журналистов и гневом отца. Отец совсем рассвирепел, когда Кейн, повздорив с ним, покинул компанию.
Преданная Джейсоном, которого, как ей казалось, она любила, Шеннон остро переживала уход Кейна.
Однажды, когда она была дома, Кейн зашел за своими бумагами, которые забыл у Ранульфа. Скандал был в самом разгаре, и Шеннон возмущали обидные для нее статьи. Увидев Кейна, она набросилась на него с упреками.
— Как ты смеешь осуждать мои действия? — злобно спросил он. — Ты, которая не остановится ни перед чем, чтобы получить свое? Я как-то назвал тебя Иезавель? Сейчас мог бы придумать прозвище похуже, но не буду. — (Она с болью осознала, почему он так зол на нее — Кейн дружил с Маркхэмами.) — Так что желаю тебе поскорее найти того, кого ты ищешь, — ради блага окружающих.
Кейн ушел, громко хлопнув дверью. А она, обиженная, все равно восхищалась смелостью, с которой он отважился противостоять Ранульфу.
Ведь сама Шеннон даже и мечтать не могла о том, чтобы отец ее хотя бы выслушал...
Яхта тихо покачивалась на волнах. Веки Шеннон сомкнулись, и она наконец уснула.
Кейн стоял на верхней палубе у штурвала и задумчиво смотрел на отблески заходящего солнца на воде. Он вдохнул свежий соленый воздух. С набережной доносился ровный рев моторов. Демонстранты уже разошлись, и движение восстановилось. В ресторанчиках зажигались первые огоньки.
Он вспомнил, как около года назад ему позвонил Ранульф Бувье. Удивил его не столько сам звонок, сколько голос Ранульфа. Казалось, тот обезумел от горя. Это был голос уставшего, сломленного человека. Он потерял дочь и был близок к тому, чтобы потерять свою компанию. Кейн был единственным, к кому Бувье мог обратиться за помощью, — он знал, как поправить дела.
Ранульф уже тогда был плох. Врачи советовали ему поменьше работать, успокоиться и подумать о своем здоровье. Но дело заключалось не только в плачевном состоянии компании, но и в том, что он почти год не видел свою дочь. Не знал, где она, чем занимается. И Кейн готов был поспорить, что Ранульф винил в происшедшем себя, хоть никогда бы не признался в этом.
Даже сейчас, на своей яхте, несмотря на ветер и шум машин, он, казалось, слышал слова Ранульфа: «Ради бога, найди ее! Найди мою дочь! Найди ее и...»