Скандальный поцелуй
Шрифт:
Синтия пожала плечами, глубоко сожалея, что он — не Эверси (это было бы восхитительно) или не блестящий, всегда находящийся в центре внимания Лайон Редмонд, который исчез год назад, как говорили, из-за низменной страсти к совершенно неподходящей особе. Исчез, оставив Майлса наследником.
— Он плохо себя чувствует, — вступился за Майлса джентльмен постарше. — Наверное, от кларета. — Он покосился на своего приятеля.
— Или от духоты, — подсказал тот.
Впрочем, что-то блеснуло в глазах Майлса Редмонда, когда он стоял перед ней. Но это было не просто восхищение —
Размышляя о его поспешном уходе, Синтия откинулась на постель, такую мягкую и удобную; и улыбнулась, глядя в потолок. В один прекрасный день у нее будут свои комнаты в семейных апартаментах Редмондов, в этом она не сомневалась.
Потому что… Право, сколько сможет сопротивляться ее очарованию этот суровый мужчина в очках?
В ожидании отца Майлс смотрел в окно, смотрел на темный парк и черный купол неба, усыпанный мириадами звезд. Он предпочитал этот вид обманчиво спокойным кремово-коричневым тонам, в которых был выдержан кабинет отца. Мало из того, что происходило здесь, подходило под определение «спокойный». Именно здесь Айзайя Редмонд проводил важные встречи. И устраивал разносы сыновьям. И сюда же он удалялся, чтобы поразмыслить о том, как еще больше увеличить семейное состояние.
Услышав шаги, Майлс обернулся. Худощавый и стройный в отличие от крепко сколоченного Майлса Айзайя Редмонд был по-прежнему красив и импозантен. Лайон был его точной копией — с такими же изумрудно-зелеными глазами.
Майлс любил своего отца и даже сочувствовал ему из-за того, что он, Майлс, — не Лайон. Впрочем, этого было недостаточно, чтобы стать таким, как его брат.
— Добрый вечер, отец.
— Добрый вечер, Майлс. Твоя мать, полагаю, сказала тебе, что нам нужно съездить в Кембриджшир, чтобы позаботиться о делах, касающихся собственности семьи со стороны Тарбеллов. Один из кузенов твоей матери умер, не оставив завещания, и возникли проблемы.
Майлс не сомневался: его отец найдет способ аккуратно и законно присоединить лишившееся владельца состояние к собственному.
— Да, отец. Я буду рад заменить вас. И постараюсь, чтобы прием прошел гладко.
Они вели вежливую беседу — словно два чужих друг другу человека.
— Отлично. Я хотел поговорить с тобой об одном деловом предложении. И поскольку время не терпит, то мне нужно обсудить это с тобой до отъезда.
Майлс насторожился. Никогда еще Айзайя не говорил с ним о деловых предложениях. А то предложение, с которым Майлс обратился к отцу — финансирование его второй, чрезвычайно дорогой экспедиции в Южные моря, — было встречено недоумением и холодным отказом.
— Очень хорошо, сэр, — кивнул Майлс.
Айзайя проследовал к столу из полированного ореха и указал в сторону графина с бренди, рядом с которым стояли хрустальные бокалы, такие чистые, что казались невидимыми. Но Майлс отрицательно покачал головой:
— Нет, благодарю.
— Ты когда-нибудь задумывался о браке? — поинтересовался отец; он теперь стоял спиной к Майлсу с графином в руке и наполнял свой бокал.
Майлс постарался скрыть свое удивление.
— Несколько раз, — ответил он. — Потому что приходится, когда достигаешь определенного возраста.
Айзайя медленно повернулся, держа в руке бокал.
— А могу я спросить: нет ли у тебя на примете какой-нибудь… молодой леди?
Нерешительность отца позабавила Майлса. Отец наверняка считал, что перед его средним сыном витают образы «синих чулок». Впрочем, «синие чулки» не могут витать. Они шагают, перебросив через руку корзинку с едой для бедных.
— Нет, у меня никого нет на примете, — сказал Майлс. — Хотя я хотел бы, чтобы у нее были мозги в голове, приличное происхождение и привлекательная внешность.
Пауза, которая последовала, была неоправданно долгой. Майлс гадал: какое же из его требований встревожило отца? Наверняка мозги.
— А любовь… не обязательна? — наконец осведомился родитель.
Майлс едва не разинул рот от удивления. И он вовремя спохватился, впившись ногтями в свою ладонь, чтобы не рассмеяться. О Боже! Неужели ему придется обсуждать с отцом такую тему, как любовь? Он не мог представить ничего более ужасного. Даже укусы скорпионов и споры каннибалов о его судьбе были не столь страшны.
Но тут он вспомнил, что из-за «любви» к Оливии Эверси Лайон пренебрег своим долгом и исчез, возможно, навсегда. И очень может быть, что Лайон оказался жертвой легендарного проклятия — якобы раз в поколение кому-то из Эверси и кому-то из Редмондов предназначалось полюбить друг друга.
Видимо, Айзайя хотел убедиться, что его средний сын не таит в душе роковой склонности к романтике.
Внезапно перед мысленным взором Майлса возник скромный серый плащ, висевший на крючке в пивной. Невольно вздохнув, он заявил:
— Любовь, которую ты имеешь в виду, — абсурдна. Чтобы жениться, мне не нужна любовь.
Айзайя нахмурился, устремив на сына испытующий взгляд. Его губы приоткрылись — словно он хотел что-то сказать, но не решался. Затем, деловито кивнув, отец заявил:
— Отлично. — Как если бы они находились на совещании клуба «Меркюри» и только что поставили на голосование вопрос о любви.
— Могу я спросить, сэр, а у вас нет на уме чего-нибудь определенного? — полюбопытствовал Майлс. Зная своего отца, он не сомневался в ответе.
— Джорджина Мосгейт, леди Ратленд, очаровательная девушка. И она приглашена на прием. — Айзайя даже не счел нужным притворяться.
— Хм… — Майлс удивился. Он знал Мосгейтов большую часть своей жизни. Ее отец, лорд Ратленд, был любителем-натуралистом, и они переписывались. Но что он знал о Джорджине? В детстве у нее была длинная коса, став взрослой, она неизменно укладывала свои светлые волосы в аккуратную прическу, закручивая косу вокруг головы. Однажды они разговорились о муравьях, о которых она знала на удивление много, и ее серые глаза, мягкие, внимательные и живые, ни на секунду не отрывались от его лица. У нее была неброская, но приятная внешность, и ее грудь — Майлс всегда обращал внимание на эту часть женского тела — весьма впечатляла. Ему нравилась эта женщина, но не более того. За минувшие годы они не раз танцевали, однако она его ни разу не заинтриговала.