Скандальный роман с бывшим мужем
Шрифт:
— Да как-то само получается, Агата. Что это за мужик такой, что он землю вверх дном не перевернул и не нашел, как вылечить своего ребенка?
Я могла бы засмеяться Игорю в лицо и выплюнуть правдивое: «ты! Это ты тот мужик!», но слова мужа почему-то ударяют в меня.
Я чувствую пик отчаянья, потому что какой бы хорошей мамой ни была, не заменю Тимуру отца. И землю я тоже не перевернула, хоть и старалась работать день и ночь.
Усталость, разочарование, стресс последних дней собираются огромным шаром в груди. Я делаю вдох и он лопается. А я всхлипываю.
На глаза наворачиваются слезы. Последнее, что вижу прежде, чем отвернуться — удивление во взгляде Игоря.
Мне нужно держаться. Сохранять хладнокровие. Забрать своего ребенка и уехать. Но вместо этого я пытаюсь сделать шаг в сторону, прячу лицо в руках и начинаю жалко плакать.
— Эй… — Игорь хватает меня за локоть. Я дергаюсь, он сильнее сжимает. Его голос звучит растеряно. — Эй, Агата…
— Да пошел ты! — Дергаюсь еще раз, Игорь придерживает. Разворачиваюсь. Я борюсь, но проигрываю.
Бывший муж разворачивает меня, немного приседает и подныривает в поисках взгляд, а я наоборот запрокидываю голову. Жалко скулю в небо.
Только оно знает, как сильно я устала. И что мне страшно хочется поверить в невозможное: что он вдруг одумался. Осознал, что я ему нужна, и что Тимка ему нужен.
Но это же не так. Максимум — он поиграет и бросит нас. А я во второй раз уже не справлюсь.
Накручиваю сама же себя. Поздно вспоминаю, что Тимур может отвлечься и увидеть мои слезы. Пытаюсь отвернуться спиной к машине. Это сделать Игорь позволяет.
А потом сжимает мои плечи. Гладит их. Я стряхиваю, он придерживает.
— Что я не так сказал, а? Ребенок должен есть всё. Какое это детство без конфет? — теперь его слова не звучат обвинительно. Он наоборот как будто оправдывается. А я чувствую горечь на языке.
— Когда заведешь своих детей — будешь кормить их конфетами, а меня за то, как оберегаю своего сына, не осуждай. — Хотела бы звучать дерзко, но под конец голос становится слабым и писклявым. Жалкое зрелище…
Изо всех сил борюсь с новым приступом рыдания, а Игорь в этот момент тяжело вздыхает и рывком тянет меня к себе. Моя щека прижимается к горячей мужской груди. На волосы ложится широкая ладонь.
Я немного сопротивляюсь, но Игорь не обращает внимания. Я слышу:
— Тшшш, не дергайся, — и как вторая рука движется от лопаток вниз к пояснице.
Жар, который обжигал ресницы, теперь окутывает всю с ног до головы. Я в него ныряю. И тону.
Тело отзывается. Эмоции взрываются фейерверками.
— Пусти… — Требую и сама знаю, что вру. Я хочу не этого. Наоборот, чтобы держал.
— Успокоишься — отпущу.
Я делаю еще несколько показательных рывков, на каждом из которых Игорь меня придерживает.
— Если обидел — извини. — Это звучит совсем неожиданно и щемяще-нежно. Я расслабляюсь. Кажется, сдаюсь.
Ноздри и легкие заполняет его запах. Низ живота тяжелеет из-за того, что перед закрытыми глазами картинки его увитых черными лентами рук, которые скользят по моей спине. Сейчас — поверх блузки, но в воображении — голой…
Возбуждение ошпаривает кипятком. Оно же отрезвляет.
Я вздрагиваю и толкаю Игоря в грудь. Делаю шаг к машине. Наши взгляды спаиваются и по телу дрожь из-за того, что в его глазах я вижу отражение своих же мыслей.
Глаза Игоря опускаются. Он смотрит на мои губы и облизывается.
— Не смей, — выставляю руку, но это не мешает ему ступить на меня. — Не смей, слышишь меня? — Я протестую так же жалко, как плакала. Игорь, конечно же, игнорирует.
На мой затылок ложится ладонь. Она ныряет в волосы. Подушечки немного нажимают и гладят. От удовольствия хочется закатить глаза. Я всегда любила, как он это делает.
Мои ягодицы упираются в заднюю дверь. Дыхание частит. Пальцы Игоря настойчиво массажируют кожу, по спине бегают мурашки размером с Тимкиного жирафа…
Я знаю, что нужно пресечь всё как можно быстрее, но требовательный темный взгляд бывшего мужа подчиняет. Он медленно тянется к моему лицу, в голове — куча сигнальных флажков, которые я готова проигнорировать.
Я чувствую мужское дыхание на своих губах. Они тоже пересохли. Облизываю. Что будет дальше — знаю на все сто. До сих пор часто вспоминаю самые сладкие поцелуи, которые после развода стали горькими.
Свободная рука бывшего мужа ложится на щеку. Он гладит и отрезает пути к отступлению — уже не отвернусь. Да я и не смогла бы. Сейчас кажется, что после — хоть конец света. А сейчас я хочу почувствовать его губы на своих.
Тихонько стону и подаюсь навстречу. Игорь тоже — с рыком. Но сплестись языками мы не успеваем. И слава богу.
Сначала я слышу щелчок двери, а потом как из ушата холодной воды обливает. Детский смех и голос сына:
— Мама!!! Тебе тоже понравился укротитель! А я же говорил! А ты врунишка, получается!!!
Чувствую себя пойманной за гаражами малолеткой с опухшими от поцелуев губами, краснею, потом бледнею, отталкиваю чертова укротителя, и хватаю подмышки наигравшегося в большой машинке сына.
Сейчас он кажется совсем не тяжелым. Пушинка. Только вертится. Хихикает. Смотрит на своего отца.
Я прижимаю голову сына к своему плечу и резко разворачиваюсь. Встречаюсь взглядом с темными голодными глазами Игоря. У самой под коленками слабеет. Каждая клеточка наполнена одним единственным желанием.
— Займись чем-то полезным, Игорь! И перестань путаться у меня под ногами.
Ему наверняка есть, что ответить, но бывший муж сдерживается.
Под его пристальным взглядом я усаживаю Тимку в детское кресло, багровея из-за вопросов, которые он задает. Потом гордо обхожу машину и с размаху хлопаю дверью.