Скандальный роман с бывшим мужем
Шрифт:
«Ты как? Куда пропал?»…
Стираю.
Не то.
Поднимаю взгляд на сына. На лице появляется улыбка.
— Тим, папа написал, давай сделаем для него несколько фото.
И следующие полчаса мы отправляем Серебрянскому множество видео и фотографий, сделанных с сыном. Я очень надеюсь, что это предаст ему сил и поднимет настроение.
А через три дня я с удивлением обнаруживаю на пороге квартиры Игоря. Бледного, уставшего, но уперто делающего вид, что все в порядке и это просто усталость после перелета.
Глава 44
—
Киваю в знак благодарности, хотя тот уже ощутил ее в виде пухлого конверта.
Дверь за мной закрывается и Градский, сидящий за столом, поднимает на меня взгляд. Проходит секунд десять, прежде чем в его глазах замечаю узнавание.
— Неплохо устроились, не правда ли? — спрашиваю и отодвигаю стул, чтобы сесть напротив него.
Градский хмыкает. Хоть из нас двоих в наручниках именно он, смотрит на меня все равно свысока. Наверное, считает что его адвокаты, связи и деньги помогут ему выбраться на волю. Максимум — получить условный срок.
— Мне стоило позаботится пять лет назад о том, чтобы ты сгнил на зоне и больше не вышел оттуда, — выплевывает мне в лицо. Догадался, кто поспособствовал тому, чтобы его задержали, да еще и с поличным. — Ты что тогда дохрена проблем создавал, что сейчас.
— Так ты вроде и позаботился, — безразлично пожимаю плечами. — Просто у шавок твоих руки кривыми оказались. Несколько сантиметров выше, — медленно веду по боку, не отводя от Градского взгляда, — и даже до больницы не успели бы довезти меня.
Откидываюсь на спинку стула, жду что ответит. Триумфа не чувствую, видя его здесь, скорее какое-то спокойствие. Словно наконец-то завершил дело, начатое очень давно.
— Но я слышал, что недолго тебе осталось. Какие там прогнозы? Пять-шесть месяцев? Год максимум? — улыбается Градский, явно предвкушал мою скорую смерть.
— Ты за меня не переживай, проживу точно дольше тебя. Слишком много планов у меня на эту жизнь, чтобы вот так сдохнуть.
И я не лукавлю. Диагноз херовый, самочувствие тоже, но у меня есть сын и Агата. И оставить их я не могу.
— За семью свою не волнуешься? Мало ли что случится может с твоей женой бывшей и сыном. Это ведь твой сын, правда?
Подбираюсь, руки в кулаки сжимаю. Так и хочется врезать этой гниде, но стоит соблюдать холодное спокойствие, ни одним жестом или словом не выдать, что несмотря ни на что, за Тима и Агату все равно переживаю. Рядом с их домом круглосуточно дежурят парни Молотова и за ними везде следуют.
— Ты ведь знаешь кто за мной стоит, Богдан, значит должен понимать, что они сделают с твоей женой и детьми, если с моих хоть волосок по твоей вине упадет. Так что советую тебе забыть об их существовании.
Лицо моего заклятого врага искажает гримаса гнева. Я отлично знаю это выражение. И чувство тоже. Собственного бессилия перед тем, кто в моменте оказался сильнее.
Сегодня сильнее я. Но особого удовольствия я уже не испытываю. Осознание свершившейся справедливости разливается теплом по душе… И вроде бы все.
— Дела твои, конечно, жопа, Градский. — Подаюсь вперед и смотрю четко в озлобленные глаза. У не самого молодого человека пульсирует венка на виске. Это вызывает улыбку. — Но у меня для тебя две новости. Хорошая и плохая. С какой начать?
— Пошел ты в задницу, — нежелание вести со мной диалог умиляет. Я хмыкаю. Но ни в какую задницу, конечно же, не иду. Я из нее только-только вылез вообще-то.
— Значит, начнем с хорошей. Весь срок ты не отсидишь. Выдыхай…
Замолкаю. Вижу, что лицо свеженького арестанта отражает удивление. Неужели повелся? Неужели готов поверить в любую чушь, лишь бы освободиться? Вот смешной…
— У тебя есть ко мне предложение? — Градский спрашивает вроде бы сухо, но я улавливаю надежду. Зря.
Улыбаюсь и качаю головой.
— Куда торопишься, а? Дослушал бы. Так вот, а плохая в том, что живым-то ты тоже не выйдешь.
Подмигиваю, встаю из-за стола. Окидываю комнату еще одним взглядом.
— Грустно, наверное, сдохнуть в застенках, как думаешь?
Спрашиваю, но ответа не жду. Посеревшее лицо искажает сразу и гнев, и лютый страх.
Это тешит самолюбие. Сколько в моей угрозе правды — рассудит время, а пока я оставляю ни черта не уважаемого Богдана Градского размышлять в одиночестве.
Выхожу на улицу и тянусь к пачке сигарет, вспоминаю, что курить мне нельзя, мну пачку и выбрасываю в мусорную урну.
— Все нормально, шеф? — кудахчет рядом со мной Марк, словно я собираюсь подохнуть прямо сейчас. Все это безумно бесит, как и то, что вместо того чтобы время с сыном проводить, я в клинке как девица на сохранении лежу.
— Нормально, поехали уже, — сажусь в тачку, думаю о том куда дальше.
Набираю Молотова, хочу с ним кое-какие дела еще обговорить, у меня не так много времени до отлета осталось, чтобы все урегулировать перед пересадкой. Потом мне придется проваляться в постели около месяца. Что сказать Агате я пока не придумал. Все же это не три дня, а если исчезну просто так — не поймет.
— Ты где? У меня еще часа два свободных есть, хочу пересечься.
— С Анфисой встречаюсь, нужно поблагодарить девочку за проделанную работу, — слышу довольный смех Ника через динамик телефона. — Ты встретился с этим козлом кстати? Как ощущения???????????????????????????
— Встретился. Он даже узнал меня. Какая честь, прикинь? В любом случае гештальт закрыт, можно двигаться дальше. Если не сдохну, конечно, раньше времени.
— Не шути так, — Молотов становится серьезным.
— Какие шутки? Ты мою медкарту видел? Вены как у наркомана, одышка как у сердечника. Так где вы встречаетесь? В офисе? Я подъеду, мне стоит ее лично поблагодарить. Все же это мое дело как-никак она помогла раскрутить.