Скандерия

Моденская Алёна

— Где вы были? — шёпотом спросила Тоня, но Агнесса только отмахнулась.

А вот Ева уже переключилась (свойство, которому Агнесса никак не могла научиться). Она кивком указала на мужчину, что пробежал мимо них в коридоре. Он занял самое дальнее место на скамье для педагогов, в углу, и казалось, старался выглядеть как можно незаметнее, что ему, разумеется, не удавалось.

— Даниил Юрьевич Истомин, двадцати шести лет, не женат. — Астра, устроившаяся в переднем ряду, развернулась на все сто восемьдесят градусов, при этом сохранив идеальную балетную осанку.

— Откуда информация? —

быстро спросила Ева.

— Мама рассказала, — пожала плечами Астра и отвернулась к сцене. Центральное место, предназначенное для председателя Родительского комитета, заняла Жюстина Викторовна МакГрайв. В идеально скроенном костюме цвета бордо и изящной миниатюрной шляпке в тон, она с грацией античной статуи восседала в ложе, бросая внимательные взгляды на дочь. Время от времени недовольно поджимала губы, очевидно, заметив, что Астра опять ссутулилась, говорит слишком громко или её коленка открыта.

— М-м-м, симпатичный, — улыбнулась Ева, сузив глаза.

— У него в предыдущей школе какая-то история случилась, — шёпотом сказала Астра, повернув голову в профиль и откинувшись назад.

— Наверное, что-то неприличное, — хихикнула Ева. — Первое сентября начинает удаваться.

В это время хор младшей ступени закончил петь «Прекрасное далёко», и зал взорвался аплодисментами.

Даниил Юрьевич заменил ушедшего на пенсию Мячикова, преподававшего валеологию десять лет. Бывший заместитель Мячикова Апрель Вениаминович Федотов стал заведующим кафедрой, а младшим педагогом — Истомин, который упрямо не хотел замечать заинтересованных взглядов и неподвижно смотрел на сцену.

— Всем привет! — голос Хуберта Подпорожского прозвучал чуть громче, чем следовало бы — на сцене как раз разыгрывали отрывок из «Вишнёвого сада». Но Хуберт, не обращая ни малейшего внимания на грозные шипения, спросил: — Слышали про Леру Вавилонову?

— А что с ней? — спросила Агнесса, одновременно с ахами и охами других девочек.

— Ты что, не знаешь? — Астра снова развернулась, чем вызвала грозный взгляд Жюстины Викторовны.

— Нет, не знаю, — солгала Агнесса. Ева, уже набравшая воздух, чтобы рассказать про Лерин шкафчик, длинно выдохнула.

— Она спрыгнула с крыши дома в «Монолите», прямо на эстакаду. Ужас. — Астра покачала головой.

— Говорят, это из-за того, что её отчислили, — произнесла Тоня, перебирая свои разнообразные фенечки.

— А не надо было в пошлых пьяных позах сниматься, — хмыкнул Хуберт.

— Не надо было палиться, — хихикнула Ева и звонко шлёпнула ладонью по подставленной пятерне Хуберта.

Вокруг снова раздалось шипение и злобные просьбы не мешать смотреть концерт.

— Вам не стыдно? Человек погиб. — Астра хмуро глянула на ребят через плечо. — Она ещё писала какие-то письма в администрацию, угрожала, что если её не восстановят, она покончит с собой.

Раздался кашель профессора Грибницкого, заглушивший музыку для фрагмента из балета «Спящая красавица». Все взгляды разом обратились на ложу для педагогов. Гриб виновато кашлянул, сбив с ритма фуэте юную балерину. Его толкнула в бок Магдалена Оскаровна Третьякова, прямая и высокая, как жердь, возглавляющая кафедру лингвистики и прозванная Мышьяком

за строгий нрав. Грибницкий и Третьякова были старыми друзьями, работавшими в Гимназии больше тридцати лет, с самого её основания. Кроме них со «времён Потопа» в школе оставалась лишь сидевшая в центре ложи директор — милая седая семидесятилетняя Тамара Александровна Михайловская, доктор педагогических наук, заслуженный учитель, учитель года, трижды лучший педагог десятилетия и так далее, и так далее.

Балет закончился, и на сцену вышли студенты университетской ступени с отрывком из «Горя от ума». Тоня приложила палец к губам и произнесла довольно громкое «Тс-с!». Ясное дело, её бойфренд Тимур исполнял роль Чацкого, а Тоня, встав в полный рост и не обращая ни малейшего внимания на возмущённые реплики окружающих, снимала спектакль на камеру коммуникатора.

— А этот новенький ничего, — прошептала Ева на ухо Агнессе.

— Ты кого имеешь в виду? — спросила Агнесса, стараясь производить как можно меньше звуков.

— Валеолога, кого же ещё, — скучающе вздохнула Ева. Она достала пудреницу и поправляла макияж. — Других новеньких вроде нет.

Сцена из Грибоедова подходила к кульминации, когда из-за сцены отчётливо послышались резкие возгласы. Как обычно, спорили хореограф Марк Андреевич Линник (о нетрадиционной ориентации которого знали все, но вслух не говорил никто) и Лев Артёмович Штоцкий, преподаватель вокала и руководитель хора Гимназии (на его занятиях трижды происходили диверсии, но Лёва, как его между собой называли студенты, как-то умудрялся всё замять и своего места не покидал). Номера этих двоих будто специально ставили в программу друг за другом, что неизбежно приводило к шумным конфликтам между факультетами музыки и танца.

— Может, они когда-нибудь подерутся, — улыбнулась Лиза Сухарева, смуглая танцовщица-стипендиатка, которую хореограф Линник недолюбливал, потому что современный танец ей удавался куда лучше классического.

— Было бы круто, особенно если это будет битва стенки на стенку, — подал голос Арнольд Степной, потомственный режиссёр с театрального факультета. В прошлом году на первое сентября он поставил «Грозу», которую потом выдвинули на премию для молодых деятелей искусства. Критики высоко оценили Катерину в образе яблони, Кабаниху, в роли которой выступала живая свинья, и Варвару в набедренной повязке, гремевшую цепями. Особенно значимым символом было признано место действия — системный блок старого компьютера. Но в этом году Арнольд остался на «скамейке запасных», потому что правила Гимназии не позволяли студентам участвовать в концерте-открытии два года подряд.

Студенты театрального факультета под громкие аплодисменты закончили свой номер, трижды вышли на поклон и уступили сцену пианисту и барышне в кринолине. Пока она, заламывая руки, исполняла партию Татьяны из «Евгения Онегина», из-за кулис доносились частые дробные постукивания — это репетировал степ танцевальный дуэт, который вышел на сцену следующим и ещё десять минут ждал, пока укатят рояль.

— А нас становится всё меньше, — ближе к концу концерта задумчиво проговорила Ева, положив локти на спинку впередистоящих кресел.