Скандинавия глазами разведчика
Шрифт:
Забегая вперёд, могу сказать, что результаты норвежских бурений ничем не отличались от наших: «угробив» десятки миллионов долларов, геологи в конце концов были вынуждены свернуть все работы и вернуться ни с чем на материк. Нефть была обнаружена в небольших количествах, и разработка месторождения была признана нерентабельной.
А между тем наша сторона в лице неутомимых сотрудников треста «Арктикуголь» не давала и себе и норвежцам покоя в изобретении новых направлений своей экономической деятельности, призванных доказать московским чиновникам полезность и необходимость советского присутствия на архипелаге.
Одним из таких направлений была идея использования богатых минеральной водой источников. Трест осуществил
Идея умерла так же быстро, как и родилась.
Потом выяснилось, что страна остро нуждается в йоде. А почему бы не наладить у берегов Шпицбергена сбор морских водорослей? К тому же вся морская растительность Белого моря к этому времени была практически уничтожена, а в тёплых водах архипелага, омываемого потоками Гольфстрима, этих водорослей была уйма.
И «Арктикуголь» рьяно приступил к реализации этой идеи. Был осуществлён пробный сбор водорослей, который вроде бы подтвердил предварительные расчёты, но... Но тут на пути претворения планов треста в жизнь грудью встал сюссельман Элдринг. Он заявил, что ни за что не позволит «Арктикуглю» заниматься таким разрушительным для экологии архипелага делом: в арктических условиях восстановление нарушенной флоры идёт в несколько раз медленнее, чем в южных районах, поэтому о пополнении запасов йода таким варварским способом не может быть и речи.
Опять всё повисло в воздухе.
Предложение хорошее, но не заслуживает внимания.
Руководство «Арктикугля» предприняло также попытки найти кредиты для восстановления рудника в Груманте. Достаточно было откачать воду из шахт и можно было приступить к добыче великолепного коксующегося угля. Кредитор был найден в лице какого-то английского миллионера, но он долго изучал обстановку, размышлял, сомневался, давал обещания, но в конце концов «сошёл со сцены». Думается, не обошлось тут и без подсказки со стороны норвежцев.
После развала Союза с весьма заманчивыми идеями приезжал в Баренцбург какой-то профессор, представитель офтальмолога Святослава Фёдорова. Оказывается, в условиях Шпицбергена заживание ран и послеоперационная реабилитация происходят в 2—3 раза быстрее, чем на материке. Почему бы в Баренцбурге не построить глазную клинику, филиал клиники Фёдорова в Москве?
Имя Фёдорова уже звучало по всему миру, и губернатор Эл-дринг горячо поддержал инициативу глазника. Он немедленно заручился поддержкой своего правительства, согласившегося на паях с русскими воздвигнуть такую клинику в Нью-Васюках, то бишь в Баренцбурге, и стал ждать дальнейшего развития событий.
Бедный Элдринг, он, вероятно, слабо был знаком с русской классикой и не читал о Манилове или Остапе Бендере. Потому что профессор-глазник уехал и, вероятно, совершенно забыл о своих обещаниях, высказанных под плотной магнитной шапкой и сполохами северного сияния.
Потом приезжали академики из Академии наук России и с блеском в глазах выступали перед нами с идеями превратить в Нью-Васюки уже не Баренцбург, а Пирамиду. Да, конечно, в условиях развала экономики Баренцбург один справится с поставками угля на материк, а нерентабельную шахту в Пирамиде следует закрыть. Но сам посёлок целесообразно сохранить как материальную базу для научного центра исследований. Так умно поступили в своё
Где вы, господа академики и профессора? Откликнитесь! Ау-у-у!
Директор рудника «Пирамида» Назаренко Август Петрович мог спокойно спать и продолжать выдавать на-гора нерентабельный фосфоро- и серосодержащий камень.
Потом приезжали представители «Русских самоцветов» из Петербурга и стали соблазнять русских и норвежских угольщиков планами развернуть добычу и обработку полудрагоценных камней, залежи которых на архипелаге действительно имеются в достаточном количестве. Норвежцы уже на практике узнали, чего стоят обещания русских, и вежливо отказали. Представители «Арктикугля» с камнерезами просто не стали разговаривать, потому что те прибыли на Шпицберген, даже не предупредив руководство треста о своих намерениях. Ах, вы прибыли добывать камень? Ну так и добывайте себе на здоровье! Только без наших вертолётов, без наших снегоходов, без нашей столовой!
Петербуржцы еле дождались очередного рейса самолёта и, отощавшие, отбыли обратно на Большую землю.
А идеи продолжали буквально витать в воздухе.
Ну почему бы, к примеру, не создать на базе Баренцбурга альпийско-туристическую базу? А действительно, почему бы и нет? С марта по май ослепительно и не прячась за горизонт светит солнце. Заснеженных гор и долин столько, что Домбай просто завял бы на корню от зависти. Всего-то навсего нужно соорудить подъёмник и дать рекламу в газетах. Гостиница стоит пустая и ждёт не дождётся горнолыжников.
Но шут с ним, с горнолыжным туризмом! Может, заняться нам...
Интересно, в каком направлении работает сегодня мысль угольного треста «Арктикуголь»?
«ЧЕЙНДЖ» КАК ЯВЛЕНИЕ «ПОЛЯРКИ»
Здесь для дохода жизнь, а не для ней доход!
Перестройка, как и на Большой земле, не принесла больших дивидендов для треста «Арктикуголь» и его подопечных. Подбросив предприятиям лозунг о самостоятельности, московские «демократы», в отличие от «застойных» коммунистов, вообще отвернулись от Севера, все как один бросились на выполнение бухаринского лозунга «Обогащайтесь!» или углубились в свои внутрипартийные разборки. Но если на материке эта мнимая самостоятельность обернулась бесхозяйственностью и развалом экономики, то на Шпицбергене этого не случилось, потому что в тресте по-прежнему придерживались волевых методов управления рудниками, и это, несмотря на колоссальные трудности и лишения, как ни парадоксально, помогло им удержаться на плаву.
Вероятно, в экстремальных условиях Севера — впрочем, это верно и для материковой экономики — нужна была ещё сильная централизованная власть, для того чтобы подготовить постепенный, более плавный переход к рыночной экономике. Оказавшись на периферии всех разрушительных процессов, потрясших великую державу до самого основания, «капитаны» угольной отрасли на Шпицбергене получили возможность самим решать свои проблемы.
Но жизнь манила своей рыночной распущенностью, словно беззаботная шальная путана, и всё-таки задела своим порочным дыханием далёкий Шпицберген. Частное предпринимательство на архипелаге приняло уродливые формы, известные под названием «чейндж» [65] .
65
«Чейндж» (англ.— change) — обмен.