Скарабей
Шрифт:
Алексос радостно смеялся, вертясь под железной рукой Орфета, державшей его за плечо.
— Смотри, Орфет! Там, внизу, под нами весь мир!
Толстый музыкант обливался потом. Его взгляд был устремлен вперед. Он процедил сквозь стиснутые зубы:
— Поверю тебе на слово, дружище.
Вокруг них шелестели крылья, гулко завывали ветра. Над головами пролетели гуси; один из коней попытался схватить докучливых птиц зубами, но те увернулись и, презрительно гогоча, скрылись вдали.
Мирани сказала:
—
Аргелин намотал поводья на перчатку.
— Хватает тебе быстроты, чокнутый мальчишка?
— О да, генерал! Сказочно!
Орфет застонал.
В лучах заходящего солнца колесница сияла. Она была уже не сплетена из лозы, а переливалась золотом, поблескивая солнечными бликами. Сбруя блестела, словно усыпанная бриллиантами, черные бока коней лоснились от пота.
Перегнувшись через борт, Мирани увидела, что они опустились ближе к морю. В зеленой глубине двигалась стая китов; вокруг них резвились, выпрыгивая из воды, дельфины. Колесница спускалась всё ниже, и ее тень темным пятнышком бежала по воде. Русалки, выбравшиеся погреться на камни, испуганно соскользнули в воду. В какой-то момент в глубокой морской пучине Мирани разглядела целый затонувший город; посреди него высился накренившийся храм, дома были окутаны водорослями. Между гробницами плавали рыбы.
А небо впереди полыхало алым пламенем.
— Наверное, она знает, что мы приближаемся, — в тревоге проговорила Мирани.
— Ну и пусть знает, — крикнул Аргелин. — Я повторю это в лицо всем ветрам! Слушай, Женщина Дождя! Аргелин идет! И ты ничего не сможешь мне сделать! Слышишь меня?
Далеко впереди, словно отвечая ему, в толще закатных облаков сверкнула молния.
— Чертов дурень, — проворчал Орфет.
— Ничего там нету. — Ингельд с мечом в руке обернулся, обвел взглядом погребальную камеру с сокровищами. — Всего лишь подземный сквозняк. Почва оседает.
Но он знал, что его объяснение не успокоило воинов. Пляшущий огонек лампы наполнял гробницу обманчивыми тенями, от помятых бинтов, в которые эти люди заворачивают своих то ли царей, то ли богов, шел сладковатый приторный запах.
— Слушайте меня. Берите кто сколько сможет. Набейте мешки. Унлеф, понесешь золотые шкатулки, а вы двое — вот эту кушетку с резным леопардом. Она будет хорошо смотреться в моем парадном дворце в Греймсфелле.
Он понимал, что их мужество на исходе.
Вторжение в гробницы прошло на ура. Свирепые северяне словно вихрь пронеслись по пыльным коридорам, писцы и рабы разбегались перед ними. Путь лежал через хранилища, полные бумаг, через лабиринты шкафов и стеллажей со свитками, и будь у них время, они охотно спалили бы весь этот хлам Но когда они спустились поглубже, пыл их поубавился. А потом они, выломав кедровые двери, ворвались в эту гробницу, вдохнули затхлого мертвого воздуха, ощутили на себе немигающий эмалевый взгляд древних статуй, и тут даже самые неугомонные пали духом.
— Шевелитесь, — рявкнул Ингельд.
Люди сгибались под грузом сокровищ. Кое-кто набил золотом и украшениями столько мешков, что не мог сдвинуть их с места. И тогда появились звуки.
Сначала они тихо шелестели, едва доносясь сквозь лязг оружия и звон металла. Потом Виглаф приказал всем замолчать, и тогда люди услышали. Тихий шелест, усиленный в десятки раз. Едва слышный, низкий гул.
Раб-проводник, которого они захватили с собой, чтобы он указывал дорогу, в ужасе упал на колени.
— Это Тень, — испуганно прошептал он. — Сюда идет Тень!
Ингельд злобно пнул его.
— Молчи!
Сквозь пыль и безмолвие донесся тихий шорох.
— Червь, — прошептал кто-то.
— Никакие драконы не охраняют эти сокровища. — Ингельд сердито обернулся. Но что бы он ни говорил, душами воинов уже овладел страх. Пришло время уходить. Он поднял раба на ноги.
— Веди нас к лестнице, а то я тебе пальцы отрежу, один за другим.
Всхлипывая от облегчения, костлявый человечек кинулся к выходу из погребальной камеры и нырнул в дверь. Вслед за ним вышел Ингельд.
И в ужасе остановился.
В коридоре никого не было. Он изумленно огляделся по сторонам, но раб как сквозь землю провалился. Вдаль уходила только длинная вереница факелов, которые его люди расставили, помечая дорогу на поверхность. Они чадили и трепетали на сквозняке.
Из гробницы, расталкивая друг друга, выскочили его люди.
— Куда он делся? — взревел один из них.
— Забудь о нем! — огрызнулся Ингельд. — Он нам не нужен. Идите за мной.
И сделал один шаг. И в этот момент погасла самая дальняя лампа. Потом соседняя, потом еще и еще одна.
Вдоль по коридору неотвратимой, неумолимой волной на воинов накатывалась мертвенная темнота.
С неба дождем сыпался огонь. Он налетел, как ураган, и слоны ответили гневным ревом, они порвали хлипкие веревки и сломали строй, бросившись в атаку на искры и боль. Воинственные крики северян, грохот мечей по бронзовым щитам — эти звуки вселяли в нее дрожь, но в то же время наполняли душу восторгом, которого никому не дано постичь. Пробираясь назад через кусты, она вдруг подумала, что единственная, кто могла бы понять ее, — это Мирани, серенькая мышка, которую она поначалу встретила презрением. Как жестоко она ошиблась в этой малышке! Надо было, наверное, извиниться перед ней, когда они вместе очутились в Садах.