Скаутский галстук
Шрифт:
…Мы с Сашкой сидели на берегу речушки и бросали в воду шишки, загадывая, чья раньше доплывёт до поворота. Юлька стригла нас тупыми ножницами — до нас добралась до последних, остальных они с Зинкой уже обкарнали, призвав на помощь ещё двух девчонок. Вообще-то это дело было нужное — я оброс очень здорово, а ухаживать за волосами было некогда и негде; Сашка не стригся ещё дольше меня, и его прямые светлые волосы торчали жёсткими лохмами. Наши пряди — его — посветлее, мои — потемнее — плыли вместе с шишками. Судя по всему, Сашка от стрижки ловил настоящий кайф. Мне тоже нравилось ощущать прикосновения пальцев Юльки… хотя ножницы отличались редкостной тупостью… или тупизной? Не знаю, но дёргали они немилосердно.
— А вы злые, мальчишки, —
— Ты лучше смотри, там вшей нет? — ворчливо спросил Сашка.
— Они от бескормицы передохли, — сердито ответила Юлька. — Я иногда думаю, Саш, почему тебя, такого дурака, командиром назначили?
— Я тоже себе этот вопрос задаю, — согласился Сашка самокритично.
— Он неплохо справляется, — великодушно сказал я. Сашка толкнул меня локтем; я сделал вид, что падаю в воду и грустно сказал:
— Юлька, дюша мой, паучи мнэ ищо ножик тудым-сюдым кыдат, да-а?
— И ты тоже балбес, — Юлька довольно беспощадно схватила нас за волосы и несколько раз столкнула головами. — Кинуть бы вас в воду, да вся рыба передохнет.
— Сидели бы вы с Зинкой в лагере, — сказал Сашка, потирая висок.
— Не дождёшься… Смирно сидеть, я ещё не достригла… Жень, ты чего?!
Стиханович, появившийся на берегу, шёл, спотыкаясь и локтем пихая пистолет-пулемёт. Ощущение было такое, что его контузило взрывом, мы даже решили, что на лагерь напали и повскакали на ноги.
Женька дошёл до нас и сел на траву. Поднял лицо — белое с синевой. Губы у него прыгали.
— Ты чего? — тихо спросил Сашка. — Женька, ты чего?
— Ребята… — Женька сглотнул. — Ребята, я сейчас рацию слышал… Ребята, фашисты Севастополь… взяли…
Уткнулся в сложенные на коленях руки — и плечи, обтянутые гражданской курточкой, запрыгали в беззвучном плаче.
— Врёшь, — сказал Сашка. — Ты врёшь! Ты врёшь, ссс…
— Это правда, — сказал я. Сашка развернулся в мою сторону, хватаясь за рукоять финки:
— А ты?!.
— Я знаю, — коротко ответил я. — Пошли в лагерь.
… — Последние части защитников города русской воинской славы во главе с генералом Новиковым под натиском превосходящих сил врага отошли на полуостров Херсонес и продолжают сопротивление… Разойдись.
Хокканен как-то нелепо взмахнул рукой и почти побежал к землянке. Строй продолжал стоять. Я видел, что многие плачут. Максим за моим плечом растерянно и странно безголосо спросил:
— А как же… там же могилы… Корнилов, Лазарев, Нахимов, Истомин [34] … как же они у фашистов…
34
Имеются в виду могилы адмиралов-защитников Севастополя, погибших во время Первой Обороны и похороненных на территории города. Величайшим позором современной Российской Федерации является то, что Севастополь передан Украине и в данный момент находится под угрозой захвата уже даже не украинцами — крымскими татарами, открыто заявляющими о своих правах на политую русской кровью территорию и о планах воссоздания разбойничьего Крымского Ханства.
— А вот так, — зло сказал я. С чего злиться-то? Я же знал, что всё вернётся на круги своя… но я злился. Страшно злился! — Может, они там туалеты устроят…
— Повтори! — Максим схватил меня за грудки, его губы побелели. — Что ты сказал, повтори!
— А чего им стесняться, если мы это позволяем?! Руки убери! — я отбросил его пальцы. Максим нацелился мне в ухо, я подбил его ногу и толчком опрокинул на траву.
— Хватит! — Сашка отбросил нас в стороны. — А ну!..
— Всё, — я поднял руки. — Макс…им, прости, я со зла.
— Да ничего, я понимаю, — сказал он и вдруг хлюпнул носом…
…Мы сидели в землянке молча. Снаружи. Это продолжалось уже довольно долго, и я очень хотел, чтобы нам вот именно сейчас опять дали задание… но только такое, где нужно и можно будет стрелять во врага. Наверное, примерно так же думали остальные, потому что Юлька вдруг встала, сжала кулаки, вскинула голову…
…Зовёт она тайно, звучит она глухо, Но если ударит — то бьёт напролом! Пчелою свинцовой вонзается в ухо И красным пылает в ночи петухом!— и мы уже в который раз зло подхватили, отстукивая ритм кулаками по нарам:
Бей врага, где попало! Бей врага, чем попало! Много их пало — а всё-таки мало! Мало их пало, надо ещё! Ещё! Ещё!У ребят были озверелые, фанатичные лица. И я чувствовал, что и у меня такое же. Именно в таком состоянии ложатся с гранатами под танк или направляют самолёт на вражескую колонну — когда в ушах колотит тараном: «Ещё! Ещё!! Ещё!!!» И, когда Юлька умолкла, я вскочил:
— Слушайте! Меня слушайте!
Вражеский топор вбит в избы венец… А ты встань-повстань, старый мой отец! И к плечу плечом, не ступить назад, А ты встань-повстань, раненый мой брат! Осветилась ночь, сея смерть вокруг… А ты встань-повстань, раненый мой друг! Над родным жнивьём бешеный огонь… А ты встань-повстань, мой усталый конь! Словно сметный вздох, чёрный дым — столбом… А ты встань-повстань, мой сгоревший дом! Стук копыт да вой — копья до небес… А ты встань-повстань, мой спалённый лес! Свищут тучи стрел, всё вокруг паля… А ты встань-повстань, русская земля! Ликом грозным встань солнца на восход — А ты встань-повстань, вольный мой народ! [35]Глава 30
— Вы, Илмари Ахтович, меня простите, но это немного глупо. Они нас бьют, они наступают, а тут мы им — сдавайтесь, мол! Да они посмеются и нашей листовкой подотрутся, тем более, что бумага у нас фиговая, не мелованная… Мягкая. И кому им сдаваться? Нам? Но они же отлично знают, что мы пленных всё равно расстреливаем. Куда нам их девать-то?!
Капитан Хокканен сердито засопел своей короткой трубкой и сердито посмотрел на меня:
— Ну а ты что предлагаешь?