«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века
Шрифт:
Состоявший в террористической организации «Народная расправа», Прыжов доставлял Нечаеву сведения о «кабаках, площадях и тому подобных местах, где возможна вербовка террористов», и где вел агитацию сам Прыжов. Вседозволенность в достижении «революционных целей» вполне отвечала взглядам как самого Нечаева, так и его последователей. Деятельность нечаевцев окончилась убийством одного из членов кружка, студента И. И. Иванова, и Прыжов был одним из непосредственных участников злодеяния. Суд приговорил преступников к каторге и ссылке. Во время гражданской казни Прыжов демонстративно отказался от причастия. После отбывания каторги Прыжов жил на поселении в Петровском Заводе, где продолжил воплощение своего грандиозного замысла: «на основании законов исторического движения» проследить «все главные явления народной жизни». Однако взгляд на русскую историю со времени общения с террористами и бунтовщиками у Прыжова не изменился: во всех его сочинениях присутствовала однозначная идеологически окрашенная концепция, в соответствии с которой автор преподносил те или иные факты.
Еще задолго до знакомства с Нечаевым, Прыжов решил посвятить себя изучению «страдальческой участи народа», т. е. «собрать в одно целое <…> все слезы, всю кровь, весь пот, пролитые когда-либо народом». Ради поставленной цели Прыжов «жил одной жизнью с нищими и рабочими», слыл завсегдатаем харчевен и ночлежек, путешествовал по деревням и уездным городам центральной России, ходил с паломниками от Москвы до Киева.
316
Спасович В. Д. Сочинения. Т. 5. СПб., 1893. С. 150.
Не удивительно, что большую часть собранного Прыжовым материала составляли «целые тысячи» похабных «сказок» о представителях духовенства. Воинствующий безбожник, он еще в молодости кощунственно пародировал религиозные таинства и обряды, а все, что порочило церковь, его особенно привлекало. Прыжов не только собирал подобные материалы, но описывал и подавал фольклорные и этнографические источники с позиции атеиста. На протяжении всей жизни Прыжов публиковал брошюры, статьи, заметки, в которых хотел отобразить картину «неслыханного фанатизма, невежества и разврата <…> в лоне московского православия». Эти публикации Прыжов мыслил как эскизы к своим трудам [317] . Один из таких эскизов и представляла его брошюра «Житие Ивана Яковлевича, известного пророка в Москве», изданная в ноябре 1860 г. Фигура этого же юродивого описана Прыжовым в его книге «26 московских лжепророков, лжеюродивых, дур и дураков», весь текст которой содержит частые обращения к личности Ивана Яковлевича Корейши.
317
Большая часть трудов Прыжова нигде не воплотилась и осталась в проекте. Популярность имели сочинения: Нищие на святой Руси (1862), История кабаков в связи с историей русского народа (1868), Малороссия (Южная Русь) в истории ее литературы с XI по XVIII век // (1869).
Подвиг юродства, т. е. принятие ради Христа облика безумия, получил особое распространение и почитание на Руси. Внешнее безумие у юродивых считалось способом «изничтожения гордыни», а смиренное терпение поношений и побоев в народном представлении сочеталось с пророческим даром. Обличение грешников, способность предсказывать будущее создали в большой части общества особое отношение к юродивым как к глашатаям Божией воли [318] .
Для Прыжова существование юродивых — социальная болезнь общества, а сами юродивые — ханжи и мошенники, которые учли вкусы «потребителя». Все юродивые описаны Прыжовым как кликуши или проходимцы, что же касается Ивана Яковлевича, то его Прыжов ненавидел особенно и всегда сопровождал упоминания о Корейше недобрым или язвительным словом.
318
См.: Палицына Е. Г. Сведения о жизни Ивана Яковлевича Корейши. М., 1869.
Брошюра Прыжова состояла из сочинения самого автора (заметка из № 34 «Нашего времени» за 1860 г.), ответа ему архимандрита Феодора (А. М. Бухарева) «Несколько замечаний по поводу статейки в «Нашем времени» о мнимом лжепророке» («Духовная беседа», № 46, 1860 г.) и приложений: портрета юродивого, свидетельства об Иване Яковлевиче кн. Алексея Долгорукова, 33-х подлинных писем Ивана Яковлевича и снимков с почерка его руки. Включенные в брошюру полемические отзывы, мемуарные свидетельства и документальные источники создавали впечатление о полноте и разносторонности предлагаемой Прыжовым информации. Но, как заметила И. В. Мотеюнайте, Прыжов таким образом только декларирировал научность [319] . Об объективном, а тем более научном, взгляде Прыжова не могло быть и речи. Автор брошюры зачастую умалчивал [320] , либо искажал многие факты явных чудес и пророчеств юродивого, старался «очернить», представить его полоумным, опустившимся человеком. Поклонники, посещающие юродивого, вызывали у Прыжова раздражение, он был уверен в том, что почитатели Корейши поклонялись сумасшедшему старику. Обличитель Ивана Яковлевича видел корень зла в недостатке просвещения, в неразвитости и необразованности народа.
319
Мотеюнайте И. В. Споры об Иване Яковлевиче Корейше и восприятие юродства // Русская литература. 2005. № 3. С. 125.
320
Например, Прыжов не упоминает о том, что за год до начала Крымской войны Иван Яковлевич заставлял всех без исключения посетителей готовить бинты и сушить сухари. Киреев А. Ф. «Ст уден т хладных вод» Иоанн Яковлев Корейш. М., 1889. С. 87.
Сочинения Прыжова о юродивых вызвали большой резонанс в обществе [321] и, конечно, породили острое противостояние между сторонниками и противниками скандального автора. С защитой юродивого и юродства выступили архимандрит Феодор, Аскоченский, Старчевский. На их стороне был и Аполлон Григорьев, в тот период сотрудник журнала Достоевского «Время». Григорьеву противен был скабрезный тон Прыжова, критик считал Ивана Яковлевича «юродством старым, исконным» и явно противопоставлял народ, который шел за гробом юродивого, сотням тысяч людей, погрязшим в модном спиритуализме. Григорьев выступил со страстным негодованием на публицистов, считающих, что англо-американская образованность выше юродства [322] . Точка зрения Григорьева должна была быть известна Достоевскому. К тому же в журнале «Время» [323] была оспорена историческая интерпретация нищенства, предложенная Прыжовым в другой его книге «Нищие на святой Руси».
321
В 1860-х гг. имя Ивана Яковлевича становится нарицательным и широко используется в демократической прессе. См.: Мотеюнайте И. В. Споры об Иване Яковлевиче Корейше… С. 123.
322
[Григорьев А. А.] Плачевные размышления о деспотизме и вольном рабстве мысли. Из записок ненужного человека // «Якорь». 1863. № 3.
323
Направление журнала явно не вызывало у Прыжова сочувствия. Примечательно, что когда кто-то из друзей Прыжова сдал одно его «сочинение о народе» не то в «Библиотеку для чтения» (Боборыкина), не то в «Эпоху» (Достоевского), Прыжов через А. Краевского затребовал свою рукопись обратно. См.: Альтман М. С. Достоевский. По вехам имен. С. 102.
О личности Ивана Яковлевича Достоевский знал задолго до публикации прыжовской брошюры [324] . Рассказчик в «Селе Степанчикове» упоминал имя этого юродивого с явным негативным оттенком; позже, во «Введении» к журналу «Время», писатель заявлял о том, что «отличительной чертой Иванов Яковлевичей, Марфуш» является заносчивость и высокомерие, поскольку «само общество заключает в себе какую-то инстинктивную потребность выдвинуть из среды себе какую-нибудь исключительную личность, что-то необыкновенное и преклониться перед нею» (18, 64). Само существование подобных народных избранников, по Достоевскому, несовместимо с жизнью нравственно развивающегося общества.
324
Интересно, что сам Достоевский не избежал сравнений с московским юродивым. С. С. Шашков отправил д л я напечатани я в «Искру» статью о журнале «Гражданин», в которой язвительно говорил о Ф. Достоевском, что он «дебютировал в роли преемника покойного Ивана Яковлевича Корейши, анафематствуя Белинского, доказывая нравственную спасительность каторги…». Известно также, что, отвечая на упрек Ф. Достоевского, С. С. Дудышкин назвал слова Достоевского «афоризмом», достойным «по своей смелости войти в сборник изречений Ивана Яковлевича». См.: Туниманов В. А. Ряд статей о русской литературе. Примечания // Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений. Т. 18. С. 282–283.
Казалось бы, по отношению к Корейше автор «Бесов» вполне мог разделить точку зрения Прыжова, однако довольно трудно принять тот факт, что, относясь крайне отрицательно к самой личности Прыжова, Достоевский соглашался с его брошюрой. В скабрезном тоне прыжовского повествования ясно обнаруживалось безбожие автора. Антирелигиозная идея Прыжова не могла не вызвать полемический отклик Достоевского.
Иван Яковлевич Корейша послужил прототипом юродивого Семена Яковлевича в романе «Бесы». В литературе о Достоевском этот образ трактуется по-разному. Так, Л. А. Зандер считает, что подлинный юродивый остался непонятым Достоевским и изображен в «Бесах» «в смехотворных формах плута и шарлатана» [325] . Разделяющие эту точку зрения В. И. Мельник [326] и И. В. Монеюнайте также видят в Семене Яковлевиче злую карикатуру на истинного мученика и праведника Ивана Яковлевича. Иного мнения придерживается М. С. Альтман, утверждая, что в «Бесах» Достоевский скрыто полемизирует с Прыжовым [327] . И. А. Ильин также относит Семена Яковлевича к юродивым Христа ради [328] . На наш взгляд сцена с Семеном Яковлевичем сложна, неоднозначна и допускает двойное прочтение. Последнее суждение высказывает и Е. А. Дубеник [329] , которая справедливо считает образ юродивого «незаслуженно обойденным вниманием исследователей» и предлагает свою интерпретацию сцены у Семена Яковлевича.
325
Зандер Л. А. Монашество в творениях Достоевского: (Идеал и действительность) // Записки Русской академической группы в США. Нью-Йорк, 1981. Т. 14. С. 174.
326
Ме льник В.И. Иван Яковлевич Корейша в русской литературе. http://www.portal-slovo.ru/philology/37108.php
327
Альтман М. С. Прыжов и Достоевский. (О мнемоническом построении имен в произведениях Достоевского) // Каторга и ссылка. М., 1931. № 8–9. С. 70–71.
328
И. А. Ильин. Свобода духа в России. Простецы по природе и юродивые во Христе // Ильин И. А. Собрание сочинений: В 10 т. Т. 6. Книга 3. С. 77–105.
329
Дубеник Е. А. Образ юродивого Семена Яковлевича в романе Ф. М. Достоевского «Бесы» (к вопросу о принципе многоассоциативного построения характера) // Материалы Международной научно-практической конференции «Славянская культура: истоки, традиции, взаимодействие. XI Кирилло-Мефодиевские чтения» 18–19 мая 2010 года. Москва — Ярославль, 2010. С. 25–30.
Соглашаясь с Е. А. Дубеник во многом, хотелось бы, тем не менее, заметить неточности в ее статье. Например, исследовательница считает, что, создавая образ юродивого, писатель «соединяет два диаметрально противоположных портрета Ивана Яковлевича, созданные его современниками: И. Г. Прыжовым и А. Ф. Киреевым», т. е. Дубеник предполагает знакомство Достоевского с сочинением А. Ф. Киреева, описавшего жизнь и деяния блаженного [330] . Однако книга Киреева осталась не известна Достоевскому, поскольку была издана уже после смерти автора «Бесов».
330
Киреев А. Ф. «Студент хладных вод» Иоанн Яковлев Корейш.
В сцене с Семеном Яковлевичем Достоевск ий действительно подвергает художественной обработке текст не од ного Прыжова, но и сочинение другого своего современника, инока Парфения. Полноценный анализ текста Достоевского возможен только с привлечением такого важного источника как «Сказание».
Для церковного сознания о. Парфения ничего непонятного, странного и отталкивающего в словах и поступках юродивого не было. В отличие от той бессмысленной фигуры, которую представил в своей брошюре Прыжов, Парфений увидел в Корейше христианского подвижника [331] . О своем посещении юродивого автор «Сказания» вспоминает: «Пришедши к нему <Иоанну Яковлевичу>, мы застали его седящаго на кровати. В комнате у него было много посетителей, которые за послушание все толкли стекло; но нас не заставил. Просидели мы у него более трех часов, и он ничего никому не говорил, а только юродствовал <…> Потом начал всех отпускать, и говорил, кому что нужно и кто за чем приходил» (I, 227).
331
Также воспринимали Корейшу архимандрит Феодор, В. И. Аскоченский, Е. Г. Палицына, также А. Ф. Киреев и Е. Поселянин (Е. Н. Погожев), писавшие о Корейше позже.