Сказание о белых камнях
Шрифт:
Й митрополиту волей-неволей пришлось того Луку признать.
Андрей, особенно в конце жизни, был очень набожен, а Всеволод ходил в церковь, чтобы народ издали видел его, чтобы показать себя во всем блеске. Он понимал, что верующий народ в смирении своем будет почитать и слушаться его, богом поставленного властвовать на Владимирской и Суздальской земле.
Андрей искренне любил свою родину, любил все, что создали его зодчие из белого камня.
Всеволод, с детства мыкавшийся по чужим краям, вряд ли любил что-нибудь или кого-нибудь, кроме самого себя и своей власти.
Летописи упоминают,
У Всеволода было восемь сыновей, не сосчитать его потомков. Вот почему летописцы позднейших лет дали ему прозвание — Большое Гнездо. Но нигде не говорят летописцы о его любви к сыновьям, а о вражде со старшим сыном речь будет впереди.
Была у него одна любовь, хотя летописцы ни единым словом не обмолвились о той любви.
Всеволод много читал. Из Киева, из Византии, от сербов стекались рукописные книги в его княжеский дворец, но жаловал он не священное писание, а повести светские, сборники сказаний древнегреческих, персидских, сербских, армянских, грузинских. Назывались такие сборники — «Златоустами», «Златоструями», «Палеями».
Сидели на Всеволодовом дворе многие переписчики и с усердием похвальным переписывали для него редкостные книги, выводили на иных страницах золотом и алой краской затейливые заставки и буквицы с неведомыми чудищами и птицами.
Со всех концов земли Русской шли во Владимир сказители и, подобно соловью старого времени вещему Бояну, пели под перезвон гуслей старины о знаменитом пращуре Всеволода, о князе Владимире Святославиче Красное Солнышко и о его сланных богимрях.
Случалось, Всеволод долгими зимними вечерами слушал гусляров и сказителей, и, верно, грезилось ему, придет время, и о нем, о его деяниях будут слагаться песни да старины.
Но в пламени многих пожаров погибли книги, а песни да старины давно позабылись. А может, вовсе не думал народ русский возносить хвалу князю Всеволоду Большое Гнездо, и растаяла память о нем в сердцах людских, как льдины весной.
Откуда же мы знаем, что любил Всеволод книги?
А сбереглась до наших дней книга одна, что огня не боится. Книга та белокаменная.
Пять богатырей
В 1185 году случился великий пожар во Владимире. Выгорели все посады и самый город внутри дубовых стен. Начались в городе и по селам смуты.
Говорит летописец: «На крестьянском роде страх, колебание и беда упространися».
Сгорели тридцать две каменные и деревянные церкви, погибли в пламени многие терема боярские златоверхие, пестроцветным узорочьем украшенные. А сколько посадских лачуг огонь не пощадил, про то молчит летописец.
«Погоре бо мало не весь город», — пишет он и упоминает, что княжеский дворец «Богом соблюден бысть от пожара», то есть уцелел.
И объят был пламенем белокаменный Успенский собор, что с такой любовью и тщанием строили и украшали зодчие Андрея Боголюбского. Выгорели внутри собора дубовые связи, трещины пробежали по стенам, осели своды.
Со скорбью перечисляет летописец то несметное богатство, что погибло в соборе: «ссуды златые и, сребреные», «порты, золотом шитые», «иконы, золотом кованные», «куны (меха) и книги и паволокы — им же несть числа». Успели вынести из огня немногое, спасли и знаменитую икону Владимирской богоматери.
После смерти Андрея Боголюбского одиннадцать лет смуты и войны не давали ничего белокаменного строить на берегах Клязьмы. Иноземные мастера разъехались, а свои не сидели все эти годы без дела, многие боярские терема деревянной резьбой украшали; иные вернулись в родные деревни и там пахали и сеяли.
А настал день, и повелел Всеволод всем тем русским мастерам явиться во Владимир. Летописец особо отметил, что Всеволод «не ища мастеров от немець, и обрете их от работных в своей епископьи и от иных своих...»
Единственное в летописи изображение дворца Всеволода. Сам великий князь руководит тушением пожара.
Пришли мастера к закопченному собору, стали думу думать. И надумали они построить невиданное. В наше время о таком деле сказали бы: «Было принято исключительно смелое инженерное решение».
С трех сторон, с севера, с запада и с юга, решили мастера окружить прежний собор Андрея новыми стенами из белого камня, заключить обгорелый остов как бы в новый «футляр». Начали они старые стены разбирать, да не целиком, а проделали в них широкие проемы, оставляя от нижних частей этих стен столбы, связанные между собой арками.
Так, вместо шестистолпного встал новый храм невиданных размеров, на восемнадцати столбах. Прежние алтарные апсиды в сравнении со всем зданием выглядели малыми. Мастера их полностью разобрали и построили новые — словно три могучие, выдвинутые вперед, полукруглые башни. К одной большой средней главе добавили четыре поменьше по углам. Так встало над храмом пять глав — средняя в золотом шлеме, четыре по сторонам в серебряных.
Летописец пишет: «Князь великий Всеволод церковь Володимерскую сугубо округ ея упространи, укра-си, юже брат его Андрей поставил об едином верее «главе»... Всеволод же четыре верхи създа».
Поистине поразительно то умение и истинно русская смекалка владимирских «холопей-каменыциц», которые так искусно накрыли один собор другим.
Воздвигли Всеволодовы мастера из белого камня огромный храм. С ним могли соперничать лишь оба Софийских собора: один — в Киеве Златоглавом, другой — в Господине Великом Новгороде.