Сказание о дымке
Шрифт:
И тут я понял, что всё в природе относится к пяти стихиям, которые сами по себе являются модальностями инь ци и ян ци энергий. В зависимости от преобладания той или иной пневмы вещь относится к той или иной стихии. Как сказали мудрецы: «Пять стихий, это одно – инь и ян; инь и ян – это одно – Великий Предел; Великий Предел коренится в Беспредельном». Соответственно, всё сущее, включая травы и деревья, относится к инь и ян, состоит из пневмы. Чередование сезонов является результатом чередования, взаимопорождения Инь и Ян. Так, весна и лето относятся к ян,
И это можно понять, пройдя через Пятые Врата созерцания все-охватывания и вмещения, где понимаешь, что нет препятствий между широким и узким, так как вещи и образы не тождественны и не отличаются, поскольку пылинка заключает в себе дхармы десяти направлений, и остаётся крошечной, но не большой пылинкой. Таким образом, существо одной пылинки является и широким и узким, большим и малым, нет преград и нет препятствий.
И если это понимаешь, то тут же входишь в Шестые Врата, где нет препятствий охватыванием и вмещением. В одной пылинке просматривается всё. Всё, охватывая, включается во всё, поэтому, охватывая, находится во всём. Когда заключается во всём, то включает в себя все дхармы и находится на своём месте. Поскольку, всё вмещая, всё охватывает, постольку пылинка вмещает в себя всё и содержится в разных дхармах. Поэтому. Когда пылинка охватывает другое, то и другое охватывает её, может вмещать и может проникать, одновременно охватывает и вмещает. И это мыслится, как не имеющее препятствие.
Но поступление подразумевает и отнимание, как и принятие – отдачу. А проникновение и наличие не имеют преграды. И поняв это, можно войти в Седьмые врата, где во всех дхармах просматривается одна дхарма. Поскольку она, проникая в другую, содержится в третьей; постольку всё проникает в одно и в то же время возвращается на свои позиции. Находящееся во всём, мыслится одновременно, как не имеющее препятствий. Поскольку, содержась в другом, проникает в другое, постольку одна дхарма находится во всём, а все дхармы – в одной и мыслятся как не имеющие препятствий.
Поэтому внутренняя алхимия переворачивает весь процесс развития, возвращая течение перемен После-небесного космоса, направленное на смерть и дезинтеграцию, к Прежде-небесному состоянию гармонии и бессмертия. В терминологии внутренней алхимии это выворачивание процесса наизнанку называется «направлением воды вверх, а огня – вниз» (в природе же огня, как янного начала, устремляться вверх, а воды, как иньного, – течь вниз). Это должно привести к «исчезновению инь, очищению огня для свершения Дао-Пути» (инь цзинь, ян чунь и чэн дао). Таким образом, процесс внутренней алхимии и природный процесс хоть и родственны, но разнонаправленны.
И так как между связью и участием в этих процессах нет препятствий, то в движении всего сущего возникают Восьмые врата, где в одно дхарме наблюдается всё, имеется наличие и есть проникновение. К этому относится четыре положения: одно содержит всё, одно проникает во всё; всё содержит одно, всё проникает во всё; одно содержит одно, проникает в одно; всё содержит всё, проникает во всё. В то же время нет преград между связью и участием.
И эту истину знали и повторяли даосы многих поколений уже тысячелетия, наблюдая за природой и стараясь противостоять губительному разрешенью энергии Инь, которая всё приводила к упадку. Но без упадка не было бы и расцвета, так как увеличивающая Инь-ци энергия уже в своём развитии начинает порождать в себе свою противоположность – силу янной энергии, которая, в конце концов, её и побеждает. И эта книга предлагает всем постичь природу инь и ян и не смущаться парадоксальностью характера внутренней алхимии, ибо в действительности этот характер вытекает из более глубокого понимания сущности инь и ян, чем у обычных людей. И если не понять этой истины, которая раскрывается через познание тайны внутренней алхимии, то вряд ли можно глубоко проникнуть в суть доктрины перемен.
Когда я это осознал, то понял, что нет препятствий существованию внешнего вида, поэтому в своём созерцании вступил в Девятые
С таким пониманием я преодолел и Десятые врата, где не было преград повсеместной гармонии, так как всё становилось одним, и в то же время всё просматривалось взаимно и повсеместно, что единило меня с повсеместной гармонией. Куда бы я не посмотрел, везде я видел Сияние Правды (мин). И я понял то, о чём говорил Чжуан-цзы. По его мнению, смотреть на вещи в «сиянии правды» означает прозревать равенство всех вещей в их изначальной природе и понимать одинаковую истинность и ложность всяких суждений о них.
Я поднял книгу с пола и поставил на полку, а затем приступил к медитации.
Стих тринадцатый
,,,,
Sh'isan. B`u sh'i xu'an zhong diando dian, zheng zhi hu l ho zai li'an. Qian jiang b'aih gui jiayng, chn g`e m'ingzhu sh`i yu`e yu'an. M'an shu y`ao l'u k`an huh`ou, d`an ansh'en xi r`en tianr'an. Q'un yin bo jn dan ch'engsh'u, ti`aochu f'anl'ong sh`ou w`anni'an.
Буддист:
Не зная тонкости тайн, не знаешь, что хорошо ли лотосу быть посаженым в огонь. Белого тигра забирают домой, выращивают, и на свет появляется жемчужина, которая является полнолунием. Я охраняю печь для лекарств и слежу за огнем, но отдыхаю в мире и позволяю природе идти своим чередом. Когда инь удален, эликсир бессмертия созрел, тигр освобождается из клетки и будет жить десять тысяч лет.
Даос:
Лишь только тот, кто знает во всём самом Сокровенном
Взаимообращённости взаимообращённость,
Растить не сможет лотосы в огне, обыкновенном,
Во всём угадывает он вещей определённость.
Загонит Тигра Белого домой и его вскормит,
Где будет в полнолуние жемчужины рожденье,
В печи своей снадобье сделает огнём горенья,
Пустотные все сферы пустотой своей заполнит,
Спокойным духом всю естественность обозревая,
Небесную, как инь исчезнет, эликсир созреет,
Свободный от всех клеток, долголетье продолжая,
Бессмертье обретёт он, вечной жизнью овладеет.
Конфуцианец:
В этот раз я проснулся посреди ночи и не мог больше заснуть. Я знал, что шёл янный час – час наполнения тела положительной энергией, которая нужна была мне на весь день, чтобы противостоять иньной истощающей энергии, начинающейся с полудня и заканчивающейся в полночь. Но я не мог заснуть, потому что в ушах у меня звучала дробь барабана. Хоть и была ночь, но новый день уже начинался. Я зажёг свет, взял бумагу и кисть и начертал иероглифы нового стиха-слогана. Повесив его на стену, я пытался в него вникнуть, но моё внимание рассеивалось, так как я ещё не достаточно выспался. Но я не ложился в постель, а сидел на коврике в позе лотоса и тупо смотрел на висящий на стене лист бумаги со стихом. Барабанный бой усиливался, и мне казалось, что он раздаётся не у меня в ушах, а за моей спиной. Я обернулся и увидел в моей комнате очень старого даоса, сидящего на муле. Я сразу же узнал из гравюр этого бамбукового барабанщика Чжан Го из даосского семейства восьми святых Бессмертных (ба сянь). В легендах и преданиях никто не знал, когда он родился, но все говорили, что ему очень много лет. Везде он был изображён верхом на волшебном муле, способном пробежать большие расстояния за один день.
Я ему поклонился и предложил сесть рядом. Когда он слез с мула и устроился на предложенном мной коврике, я сказал ему:
– Я знаю, кто вы. И я почитаю вас за вашу мудрость, но я не думал, что вы странствуете по ночам.
– Ночь – это самое лучшее время для путешествий, – заметил святой, – потому что ночью кругом всё так тихо и спокойно на земле, никто не мешает думать, все спят.
– Так зачем же тогда вы стучите в барабан, когда все спят? – спросил я, рассмеявшись.
– Обычные люди не слышат мой стук, – сказал Чжан Го, – а с теми, кто не спит и о чём-нибудь думает, я вступаю в беседы.