Сказание о Ёсицунэ (пер. А.Стругацкого)
Шрифт:
Неподалёку от берега бухты Оцу он увидел большое строение. Оказалось, что был это дом некоего Оцу Дзиро, известного в окрестностях торговца, важного в этих местах человека. Бэнкэй взошёл в дом и произнёс:
– Мы – ямабуси из Хагуро, возвращаемся после каждогоднего паломничества из Кумано. Дозвольте переночевать.
Такие просьбы случались часто, и их впустили на ночлег. Вкусивши вечернюю трапезу, они приступили к ночной службе, хором помолились из сутры «Амида» и почитали из «Лотосовой сутры». Эта служба была первой на их пути.
Позвали Оцу Дзиро, но сказано
– Каково? Много на свете мест, а Судья Ёсицунэ забрёл именно в наш дом. Надо собрать твоих родичей и моих братьев, и мы его схватим. Что скажешь на это?
Выслушав её, муж произнёс:
– Молчи, и чтобы ни звука! Сказано ведь: «Стены имеют уши, а камни болтают». Какая нам польза, если это Судья Ёсицунэ? Даже если мы их схватим, награды не жди. Если всё-таки это настоящие ямабуси, как бы не разгневалось на нас Алмазное Дитя. А если это и вправду Судья Ёсицунэ, то боюсь я без оглядки связываться с братом Камакурского Правителя. И ещё: если бы мы и решились, не просто было бы такое сделать. Так что лучше молчи.
Жена на это сказала:
– Всегда только со мною был ты на руку скор. Раз я женщина, ты пропускаешь мимо ушей, что тебе говорят. Ну и пусть, а я пойду в укрепление и обо всём расскажу.
Сказавши так, она схватила косодэ, накинула на голову и выбежала вон.
Дзиро рассудил, что этой бабе волю давать нельзя. Он выскочил за нею, нагнал за воротами и, прижавши к стене, всласть отлупил, приговаривая:
– Ты что, никогда не слыхала, что трава сгибается под ветром, а жена повинуется мужу?
Но жена его была изрядная дрянь. Она вырвалась и побежала по улице с криком:
– Оцу Дзиро негодяй! Он держит сторону Судьи!
Соседи, слыша это, сказали:
– Опять жена Оцу Дзиро упилась и он её бьёт.
И ещё сказали:
– Слыхали мы много разных монашеских имён, но чтобы монаха звали Судьёй – никогда не слыхали. Пусть их дерутся, он ей наподдаст хорошенько.
Так никто и не вмешался. А Оцу Дзиро, избивши жену до полусмерти и запыхавшись, вернулся домой.
Он переоделся, явился к Судье Ёсицунэ и погасил светильник. Затем он сказал:
– Досадно, что так получилось. Моя баба спятила, стоит её только послушать. И всё-таки, если вы останетесь здесь на ночь до утра, не миновать завтра беды. В наших местах некто по имени Ямасина Саэмон засел в укреплении и ждёт появления господина Ёсицунэ, так что нынче же ночью вам надо решить, что делать. Если решите уходить, то у меня поблизости имеется лодка. Тогда садитесь в неё, беритесь, кто из вас, моих почтенных монахов-гостей, умеет, за вёсла и не мешкая в путь.
Бэнкэй произнёс:
– Нет за нами ничего дурного, но мы не намерены причинять кому-либо беспокойство, и, раз дело обстоит так, мы сейчас же попрощаемся с вами.
Все встали, и Дзиро сказал:
– Лодку бросите в бухте Кайдзу, а там перейдёте горы Арати и вступите в провинцию Этидзэн.
Судья Ёсицунэ немедленно вышел из дома, все за ним следом, и Дзиро привёл их на пристань и приготовил лодку. Затем он поспешно отправился в укрепление к Ямасине Саэмону и сказал ему:
– У меня есть в Кайдзу дядя, и вот мне сейчас сообщили, будто его поранили в ссоре. Позвольте к нему отлучиться. Если ничего с ним опасного нет, я сразу вернусь.
Ямасина Саэмон ответил:
– Экая неприятность у тебя. Что ж, делать нечего, само собой, отправляйся.
Дзиро, обрадовавшись, забежал домой, взял меч, закинул за спину колчан с боевыми стрелами, подхватил лук и вернулся на пристань.
– Я с вами! – объявил он, спрыгнул в лодку и направил её прочь от берега Оцу.
Со стороны реки Сэта дул сильный ветер, и потому поставили парус. Дзиро стал услужливо показывать и объяснять:
– Вон там виднеется каменная пагода, возведённая в древности государем Дайхаку… А вон там видна Одинокая сосна Карасаки… А вон на западе высоко вздымается гора Хиэй, тамошний храм возвёл Дэнгё-дайси… А прямо по носу у нас остров Тикубу…
Послышался шум прибоя, и Ёсицунэ осведомился:
– Где это?
– Бухта Катада, – ответил Дзиро.
Тогда кита-но ката прочитала стихи:
Стынут озёрные воды,Где дикие гуси спят.Лишь тихонькоПлещет волнаУ берега бухты Катада.Впереди показался храм Сирахигэ, и они издали ему поклонились. Когда же миновали устье реки Мано, сразу на память пришли слова старинного поэта:
Когда перепел плачетНад устьем МаноИ ветер склоняетК волнам тростники,Наступает осенний вечер.Наконец прошли мимо Имадзу, и лодка пристала к берегу в бухте Кайдзу. Высадив всех шестнадцать одного за другим, Дзиро стал прощаться. Тогда Судья Ёсицунэ подумал: «Вот хоть и простолюдин, а душа у него добрая, так не открыться ли мне ему?» Он сказал Бэнкэю:
– Будет недостойно, если мы уйдём, не сказав о себе правды этому человеку. Пожалуй, откройся ему.
Бэнкэй подозвал к себе Оцу Дзиро и произнёс:
– Так и быть, тебе решено открыться. Это Судья Ёсицунэ, и он направляется в край Осю. Если в пути с ним что-либо случится, оставишь от него своим детям и внукам вот это.