Сказание о кентавре Хироне
Шрифт:
При этих словах вдруг проснулся Силен и рассмеялся:
– Видно, мысль твоя, Феникс, как мой бурдюк! Когда выпьешь все его вино до конца, надо его снова наполнить тем же.
А Геракл, не умея шутить, добавил сурово:
– Так было и у многоголовой Лернейской Гидры. Когда я отрубал ей одну голову, на том же месте вырастала тотчас другая: тогда я прижег то место, где была голова, и другая голова больше не выросла. И тебе, Феникс, надо бы прижечь конец своей мысли.
И тут крикнул Фениксу Силен:
– Прав Геракл! Прижги, Феникс, вином свою мысль, иначе
Все видели, что Силен хочет шуткой вызвать улыбку у Хирона, чтобы отвлечь его от страдания.
Но страшная сила яда, перешедшая из конского в человеческое тело кентавра, уже достигла той степени, когда мышцы и чувства не могли больше вызвать смех и улыбку. Напрягая могучую волю, молчаливо терпел Хирон свою муку, но его гордость титана и бессмертная сила жизни не хотели принять вечное страдание, не искупаемое, как у Прометея, мятежом свободы, и его мысль искала пути, чтобы одолеть яд мертвой жизни силой знания.
Спросил вдруг Хирон:
– Где Асклепий? Почему он не приходит к Хирону? Ведь он знает, что с Хироном. Не вижу я его на земле среди смертных. Не вижу и среди бессмертных.
Удивились все словам Хирона, прозревающего мыслью все, что есть в живом мире. По никто не мог ему сказать, где Асклепий и что с ним: ни Телем, ни Геракл, ни Феникс, ни Силен.
Только Геракл вспомнил:
– На Тайгете меня ранил в бедро герой Гиппоконтид. Незаживающей была моя рана. Но нашел меня Асклепий, повел к реке Песен, Мелосу, где волны вечно поют и где под песни волн вырастают на берегу чудотворные травы. Там он вырвал из земли растение, приложил его к моей ране, и рана мгновенно зажила. Называл бог-исцелитель это растение Лира Хирона.
Вдруг Телем припал ухом к земле и, поднявшись, сказал в тревоге:
– Я не слышу ударов молота подземных ковачей Киклопов. Молчит громовой молот Бронта. Молчит молнийный молот Стеропа. Молчит сверкающий молот Арга. Никогда не смолкали их молоты с той поры, как стали они ковать молнии Зевсу-Крониду в подземной кузнице Лемноса. Пойду и узнаю. Принесу тебе весть об Асклепий. Небывалое свершилось на земле.
И ушел благой Киклоп - Телем.
Тогда поднялся Феникс и сказал:
– Еще не было такого дня, чтобы твое прозрение, Хирон, не нашло на земле Асклепия. Пойду и я. Разыщу слепого провидца Тиресия. И узнаю от него, где Асклепий. Небывалое случилось на земле.
Долго ждали, до самого рассвета, Хирон-страдалец и Геракл, его невольный убийца, возвращения ушедших
друзей. Но не возвращался ни Телем, ни Феникс. Все сильнее и нестерпимее становилась мука Хирона. Все мрачнев становился Геракл, наблюдая мучение благородного кентавра. Тогда встал Геракл и сказал:
– Пойду и я, Хирон. Я привык к небывалому. Но не возвращаются Телем и Феникс. Видно, нужна на земле помощь Геракла. Я принесу тебе в дар исцеление.
И остался Хирон один со спящим Силеном в своей пещере на Малее.
Сказание о низвержении Зевсом бога, Асклепия и об убийстве Аполлоном ковачей молний, подземных Циклопов
Когда на предутреннем небе, сомкнув золотые ресницы, уснула последняя звезда, Телем вернулся в пещеру к Хирону.
Вгляделся Хирон в его солнечный глаз посреди лобного свода, и прочел в нем прозритель все, что услышал и узнал древний Киклоп. Тогда обняла Хирона Печаль черными крыльями и сама спрятала в них голову, потому что и Печаль не смела смотреть в глаза страдающему титану - так тяжко ранила его принесенная Телемом весть. С двойной силой вспыхнула в теле и в мысли Хирона боль, но все же захотел он услышать обо всем от самого Телема, потому что любил он врачевателя-бога Асклепия, замыслившего исцелить смертных от смерти п сильного титановой правдой.
Многие говорили тогда на земле о чудных делах врачевателя смертных Асклепия. Говорили, что исцеляет он не просто больных, а исцеляет п неисцелимых. Всё умел он творить, что творил Хирон-врачеватель: возвращал зрение слепым, а телу - утраченные им члены.
Но Хирон не вступал в состязание ни с богами, ни со Смертью. Асклепий же вступал. Когда демон Смерти Танах наклонялся уже над смертным телом, отгонял
бог-Врачеватель Смерть от тела, и умирающий вставал на ноги. Даже Гермия-душеводителя принуждал он отступать, когда тот поджидал отлетающую от тела призрачную тень: задерживал Асклепий душу в теле, и живым поднимался мертвый.
Добыл Асклепий и цветок Прометея, расцветающий раз в тысячу лет. Помогла ему в этом титанида, ночная Геката: разослала она своих ночных собак во все стороны вокруг горы Кавказа, и учуяли те чудный цветок. Стал Асклепий с помощью волшебного цветка Прометея делать тела героев неуязвимыми. Сделал он таким тело свирепого Тидида. Но лютовал неуязвимый Тидид среди смертных героев, и не к добру послужил ему дар Врачевателя-бога.
А боги Крониды молчали.
Обладал Асклепий и волшебным бальзамом, сделанным из амброзии и крови Горгоны Медузы и хранимым суровой Афиной-Палладой, дочерью-мыслью Кронида. По совету презрителя Мома дала Асклепию этот бальзам Паллада. Мог он этим бальзамом пробуждать мертвых и исцелять героев от смерти.
Встревожили земные дела Асклепия покой и радость богов Кронидов, властителей мира, в их небесных домах, хотя и благоволили они прежде к Врачевателю-богу: ибо был он для них сыном Аполлона и стоял за него Аполлон, сияя золотым солнечным луком. Как же не любить им его сына?
Созвал Зевс богов на совет.
Сказал:
– - Безумные дела творит Асклепий на земле, и сам он обезумел. Исцеляет он людей от страха перед богами. Перестанут люди нас, богов, бояться. Восстанут они и поднимутся на Олимп и на небо.
Улыбнулись тут весело боги. Разве могут смертные не страшиться богов! Но не улыбнулся с ними Кронид. Гремел его голос на Олимпе:
– Сам безумный, исцеляет он смертных от безумия, ниспосылаемого на них богами. Перестанут люди опьяняться безумием и его страшиться, перестанут гнать безумных и еще сами захотят быть безумными.
Но тут поднял Вакх свой увитый плющом тирс, опьяняющий смертных безумием, и воскликнул:
– Этот тирс сильнее: он еще обезумит и безумных! И снова стали улыбчивыми лица богов.