Сказание о кентавре Хироне
Шрифт:
– Да, отец, я и змейка - мы любим солнце.
И огромный Хирон, сын Крона, поднял человеческой ладонью мальчика с земли и посадил его себе на конскую спину. А потом так весело заржал человечьим ртом ему в утеху и пошел широкой иноходью с богом-ребенком на спине туда, вверх по тропе, в леса и луговины Пелиона.
Тут крикнул Меланиппе Актеон:
– Поскачем и мы, Меланиппа! - и положил ей на спину ладонь, на то место, где ямка у конского крупа.
Сверкнули друг на друга глазами искоса Меланиппа и Актеон и взяли броском с места вскачь. Славный бросок, Хиронов! А вслед за ними вдогонку
Разошлись герои и гости кто куда. Один Феникс остался на поляне. Опустился он одиноко на траву под платаном-исполином и задумался. Видят мир глаза, да не так видят его, как прежде, а еще и по-иному: невидимое видят; не одну простую правду видят, но и правду чудес. Верно, эти чудо-глаза - не просто глаза. Но зачем ему видеть невидимое? Не титан он, не бог.
Лучше видеть мир попросту, как все зрячие. И снова задумался прозревший Феникс.
Сказание о двух корнях познания
Медленно ступал Хирон с мальчиком-богом на конской спине. Он пытливо вглядывался в травы и часто останавливался, ощупывая ногой почву.
– Что ты ищешь, отец? - спросил Асклепий.
– Я ищу целебные корни.
И вот, осторожно копнув копытом землю, вырвал он рукой из земли мохнатое растение.
– Один корень я нашел, - сказал Хирон, - найдем и второй.
Вскоре в тенистом, глухом месте вырвал он еще один корень. Стряхнув с корней землю и омыв их в ключе, поскакал Хирон к самой вершине Пелиона, держа оба корня в руке.
Один корень был черен и короток, другой был белый и длинный.
На вершине Пелиона соскочил Асклепий со спины бессмертного кентавра, и оба присели на дерн - кентавр Хирон и мальчик-бог Асклепий.
Неведомая Асклепию притягательная сила исходила от корней в руках Хирона, и жадно-любопытно смотрел на них мальчик-бог.
– Вкуси от него, - сказал Хирон и протянул Асклепию белый корень.
Откусил мальчик-бог и сказал:
– Он сладок.
– Это корень познания. Он сладок, но плоды его горьки.
И Хирон протянул ему второй корень:
– Теперь вкуси и от этого.
Откусил Асклепий и от второго корня и, не выбрасывая куска изо рта, сказал:
– Он горек. Но я буду есть, раз ты мне его дал, отец. - И мальчик-бог съел кусок черного горького корня. И, когда съел, сказал Хирону: - Мне кажется, что он стал слаще.
– И этот горький корень - тоже корень познания,- сказал Хирон. - Но его плоды сладки.
Держа оба корня в руках, внимательно всматривался в них Асклепий. Затем, указав на сладкий корень, спросил мальчик-бог Хирона:
– Что в нем? И ответил Хирон:
– Радость мысли, побеждающей смерть.
– Что же в горьком корне, отец?
– Горечь мысли.
– Расскажи мне об этих корнях, - попросил Асклепий Хирона.
И Хирон рассказал Асклепию:
– Сладким породила мать-Земля Гея корень познания, и еще слаще были его плоды. Для радости своих детей создала она этот корень. Но боги постигли, что познание - сила, и сделали его плоды горькими для людей. И, когда из горьких плодов упали на почву семена, выросли из этих семян горькие корни познания, и отдали боги эти горькие корни смертным. Но, когда из этих горьких корней выросли плоды, плоды оказались сладкими,
Смолкли мудрый кентавр и мальчик-бог; оба озирали землю с высоты Пелиона. Там вдали, на глубине, в стороне заката, земля постелила равнины меж нагорий для глаз-лучей солнца, и в том котле солнечных лучей все цвело, золотилось, пестрело и играло. Не залетали туда сердитые фракийские Ветры. Обширными плодовыми садами-рощами была богата там почва. Называли ту сторону Пчелиный Элизий.
А в стороне восхода срывались в море отвесные стены скал. Там виднелись оскалы ущелий и темная чаща. Там кругом бездорожье и свирепая пляска Вихрей. Туда слетались они для борьбы. В вечной свалке клубились и вздымались там тучи и гремели волны и камни. Жесткие колючие плоды росли там среди пут из лиан, и называли ту сторону Входом в тартар.
Сказал мальчик-бог:
– Я понял: радость мысли дана бессмертным богам, но плоды ее горьки для смертных людей. Горечь мысли дана смертным, но плоды ее сладки для богов. Отец, и я для смертных сделаю сладкими плоды сладкого корня познания. Я исцелю их от смерти. Верну героев из аида. Отец, мне надо поскорее все познать, чтобы успеть это сделать вовремя.
Тогда поднял свое могучее тело Хирон от земли и весело крикнул:
– В дорогу! Прыгай на спину Хирону, сыну Крона! В путь, к исцелению смертных от смерти! Ты - веселый ребенок.
Сказание о Меланиппе, девушке-кентавре
Скачет Меланиппа. Ее рука на плече Актеона. Рука Актеона на крупе Меланиппы. Откинулась красавица девичьим торсом к конской спине, закинула другую руку за голову, смотрит в небо и взбивает копытами воздух. Не
отстает юноша-герой. С нею он рядом несется прыжками, да какими! Скоком в конский скок. То взовьются оба до макушки дерева, то над речкой взлетят с берега на берег. Только высунет из воды голову наяда и прокричит им вслед: "Добрый путь!", а они уже мелькнули над другой речкой.
Говорит лань лани: "Нам бы так!"
Говорит коршун коршуну: "Нам бы так!"
Только дуб вековой грозит им вдогонку, ворча: "Ух, доскачетесь, скакуны! Не такие на моем веку скакали. А куда доскакали? Всё на ветер. А я вот стою. И кора у меня корою, и сук у меня суком, и желуди у меня желудями, и растет у меня год от года под корою летопись кольцами".
А в лесу топ и гуд от скачки юноши-героя и Меланиппы.
Прежде не с Актеоном, а с мальчиком-богом Асклепием убегала Меланиппа в горы. И как сейчас Актеон, так, бывало, тогда Асклепий, положив ладонь на изгиб конской спины Меланиппы, ускорял бег, чтобы не отстать от девушки-кентавра.
Но однажды посмотрела Меланиппа лукаво на мальчика-бегуна, скачущего с нею рядом, и рванулась вперед, высоко выбрасывая передние ноги в воздух и все усиливая резвость бега. Упираясь рукою о круп Меланиппы, несся рядом с ней мальчик-бог. И взяла Меланиппа Хиронову скорость, незнакомую еще мальчику-богу. И уже отрывалась его рука от подруги, уже отделялась от него Меланиппа, и, не выдерживая резвости бега, не зная, что может он нестись по воздуху, как боги, вскочил мальчик-бог прыжком впервые на конскую спину Меланиппы и обхватил руками ее девичий стан.