Сказание о кентавре Хироне
Шрифт:
Еще долго бродила Харикло по заповедным местам в горах, ковыляя на распухших конских ногах, в поисках чудодейного Прометеева корня с алым цветком. Говорили, будто вырастал тот цветок из капель крови титана Прометея, что сочилась из его растерзанной раны и падала с высоты к подножию скалы Кавказа. Копала Харикло расщепленным копытом землю, нюхала ее, долго втягивая воздух, но не нашла Харикло чудодейного корня. Тогда вернулась старая к пещере на Пелион, опустилась .конским телом на кучу сухих листьев и мха у ее входа, прислонилась человеческим телом к
Там вдали гора Осса, у моря. А за нею не то облака грядами, не то снеговые холмы Олимпа.
Сказание о юных великанах Алоадах
Смотрит Харикло на Оссу и Олимп. Встает перед нею далекое былое.
Помнит, помнит она, как некогда юные братья, великаны Алоады, От и Эфиальт, захотели взойти на небо и сбросить с неба на землю богов Кронидов.
Как два солнца, были красивы Алоады. То-то приходился им отцом солнечный титан Алоэй и матерью - прекрасная Афимедейя. Титанами были Алоады, да еще какими титанами!
Когда, бывало, ввечеру станут братья плечом к плечу па вершине Пелиона, казалось, две огромные звезды скатились с неба на землю, чтобы удивить ее красотой.
Так стояли однажды красавцы Алоады на вершине Пелиона. И вдруг пронеслась мимо них вслед за ланью Артемида-Охотница. Увидели ее братья-великаны и уже забыть не могли. Стали они за нею гоняться. Не поймать им ее, быструю, на земле. А богиня все проносится мимо, словно дразнит, и манит, и играет с мальчиками-великанами. И не знали сперва солнечные мальчики Алоады, что, скрываясь за исполином кедром, смотрит сверху на эту игру юный Солнцебог Аполлон с золотым луком в руке. Неспроста дразнит солнечных братьев сестра Солнцебога Артемида, неспроста охотится за ланью близ титанов.
Не терпит Аполлон, Солнцебог, соперников - солнечное племя, Гелиадов. Говорил он на Олимпе богам:
– О, до чего высокомерны от мощи Алоады! Слишком дерзко сияет их красота. Затмить хотят своей красотой красоту Кронидов. Богоборцы они. И забавы их великанские - не просто забавы. Отметить хотят нам за гибель их отца, Алоэя. Скоро, скоро зазвенит моя тетива! Скоро, скоро запоет моя золотая стрела!
Говорил От Эфиальту:
– Небесный лазутчик затаился за деревом. Стрел у него полный колчан. Что-то он задумал недоброе. Отвечал Эфиальт Оту:
– Что ж! Разве наши стрелы - не стрелы? Разве наши руки - не руки? Не в обычае титанов таиться за стволами и облаками. Взойдем открыто на небо. Пусть попомнят Крониды братьев Алоадов! Пусть уступят нам Артемиду. Высоко над Олимпом небо. Навалим гору на гору. Взгромоздим Оссу на Олимп. А на Оссу поставим Пелион. И шагнем по ним на небо Кронидов. Или будем мы, титаны, богами, или сбросим богов с неба на землю. Свергли же молнии Зевса солнечного Алоэя в тартар! Будет рад нам титан Гелий на высоком небе. Одна у нас с ним титанова правда.
И сказал Эфиальту От:
_ Что ж, возьмемся, Эфиальт, за Оссу. Позабавимся сегодня горами.
А богиня Артемида-Охотница все мелькает перед братьями, все дразнит мальчиков-великанов,
Стали братья Алоады по обе стороны Оссы, обхватили ее руками великанов, уперлись пятами в подошву соседних гор, напрягли всю свою титанову силу и оторвали Оссу от почвы.
Застонала Гея-Земля.
Услышали тот стон и звери, и птицы, и травы, и малые твари. Не услышали его только мальчики-великаны: приподняли гору и держат. И казалось издалека, будто две малые горы с двух сторон подпирают одну большую гору. Еще выше приподняли Алоады Оссу и стали ее валить на Олимп, чтобы потом взгромоздить еще Пелион на Оссу и взобраться по ним на небо.
Загрохотало на вершине Олимпа. Не слышат грозного грохота мальчики-великаны.
Качается Осса в их руках. Выбегают опаленные звери из лесов - львы, медведи, вепри, рыси, олени. Проносятся дикие табуны кентавров, мечутся с ревом и воплем по полянам и луговинам. Шарахаются от них зеленые магнезийские кобылицы. Взмыла тьма птиц над горой. Реки и ручьи ринулись водопадами в пропасти, и падают, с грохотом срываясь, камни-утесы.
Стонет Гея-Земля от ран.
И вот заговорили дубы и буки-исполины, у которых уже века, как ушел голос в вековые думы. И дриады, полумертвые от страха, вышли из сердцевины стволов вместе со слепыми совами и, ухватившись за ветви, тоже застонали, как земля.
Все грознее и страшнее грохочет Олимп.
Смотрит Харикло:
Там, в стороне заката, стоит над Олимпом черная, невиданной громады туча в багровом пламени по краям, вся изрезана трезубцами синих молний. И при сверкании молний стали видимы посреди черной тучи грозные лики огромных богов: как взирают они на неслыханную дерзость двух мальчиков-великанов.
Смотрит Харикло:
Над нею, на утесе, упираясь копытами в самый край, стоит, весь подавшись вперед, сын Крона, Хирон, и могучие руки кентавра протянуты не к богам, а к детям-великанам.
И вдруг крикнул зычно Хирон:
– Титаны вы, мои титаны! Слышишь ли, отец Крон? Видишь ли ты из тьмы тартара: титаны поднимают горы!
Все страшнее в стороне заката черная туча. Все грознее вспышки синих молний: летят от Олимпа зубчатые копья.
Но под прикрытием поднятой Оссы неуязвимы для огненных копий Олимпа мальчики Алоады.
Обернулась Харикло в сторону восхода. Как чудно там озарено небо! Что за ясность! Словно на ладони вся небесная дорога, и на ней в сверкании копыт возносятся солнечные кони на высоко поднятых вожжах. Как сияли тогда глаза Гелия-титана, каким полуденным торжеством! Он все видел, все слышал, все знал - и смотрел на Хирона.
Было конское тело Хирона львиного цвета, и блистало оно, переливаясь золотом, и сливалось со смугло-золотистой кожей человеческого торса и золотой бородой кентавра. И, когда стоял в тот час Хирон с его бирюзовыми глазами под лучами глаз Гелия, весь он сиял, как сияют боги.