Сказание о пятнадцати гетманах
Шрифт:
Казнь Сомко и «Рыцаря Войска Запорожского» Золотаренко, бывших шуринами самого Богдана Хмельницкого, заслуженных полковников, потомственных запорожских казаков, вызвала возмущение в казацкой среде, так как было понятно, что ни в какой измене их вины нет. Оба они верно служили государю Алексею Михайлович и ни для кого не являлось секретом, что новый гетман просто неприкрыто и цинично расправился со своими политическими противниками. Однако, недовольство казаков было вскоре подавлено верными Брюховецкому полковниками, назначенными им исключительно из запорожских атаманов. В то же время, остальная масса запорожцев, пришедших с ним из Сечи, больше гетману не была нужна, оставлять ее отдельным воинским формированием было опасно, поэтому он принял решение разделить запорожцев по полкам. Рассредоточенные небольшими группами в казацких полках, они уже не могли представлять опасности для его гетманской власти. Поскольку у них не было своего места жительства, запорожцы были поставлены на постой в городах к мещанам, что вызвало недовольство последних. С этого времени у народных масс к запорожцам стало резко меняться отношение в худшую сторону.
Тем не менее, вторая половина 1663 года прошла достаточно спокойно. Царский подъячий Косагов, один из командиров в войске Ромодановского, вместе с Иваном Серко ходил на Перекоп, но неудачно. Гетман Брюховецкий и воевода Хлопов изгнали из Кременчуга Дорошенко, на левой стороне Днепра военных действий не было.
Однако уже в ноябре король Ян Казимир подошел к Белой Церкви, создав угрозу для Киева, отстоявшего от нее на полсотни верст. Гетман Брюховецкий тут же использовал этот факт, чтобы «отблагодарить» епископа Мефодия, кстати, к тому времени уже своего свата, за оказанную ему поддержку при избрании гетманом. «Надобно думать, – говорил он царскому воеводе Хлопову –, что у епископа есть прозябь большая и неверность в раденье великому государю: об этом заключаю из того, что киевские монахи взяли себе на поруки нежинского атамана Шлютовича, который ушел, отпустили его монахи нарочно и велели ему, собрав козаков и татар, приходить на государевы черкаские города. Я за этими монахами посылал прилуцкого полковника Песоцкого, но епископ их ко мне не прислал, а взял с них золотые червонные. Боюсь, чтоб епископ злым своим умыслом не сдал Киева королю…» Этот разговор Хлопов дословно передал в своем донесении царю Алексею Михайловичу.
Но дела у Мефодия и без гетманских доносов шли не важно. Незадолго до этого в Чигирине, где была ставка гетмана правой стороны Днепра, умер Дионисий Балабан. На его место с благословения константинопольского патриарха был избран Иосиф Нелюбович-Тукальский, епископ могилевский. Царское правительство не признало его и хлопотало перед патриархом константинопольским о назначении киевским митрополитом Мефодия, но безуспешно. Таким образом, вместе с разделением Войска, разделилась и церковь.
В ноябре 1663 года по настоянию царских властей вновь были изменены условия Переяславского договора 1654 года, а именно его вторая и шестая статьи относительно сбора денег в царскую казну и раздачи жалованья казакам и старшине. Эти изменения были направлены на ограничение гетманской власти, что вызвало недовольство старшины. Но царские представители в этом вопросе занимали твердую позицию и 19 ноября новые статьи договора, существенно ограничивающие и без того уже куцее гетманское самоуправление, были подписаны.
Положение самого Брюховецкого оставалось довольно сложным. Он жаловался воеводе Хлопову, что казаки ему не подчиняются и при нем почти не осталось войска. В случае перехода короля через Днепр, многие малороссийские города могут сдаться полякам. Об этом же он говорил и царскому дьяку Дементию Башмакову, настаивая на необходимости подкрепления его сил государевыми ратными людьми.
Опасения гетмана имели под собой реальную почву. Действительно, в начале января 1664 года король перешел на восточную сторону Днепра. С целью привлечь на свою сторону местных жителей его людям было запрещено брать силой что-либо у малороссиян, он даже выкупил часть русских пленников у татар и отпустил их домой. По его приказу были казнены три шляхтича, допустившие бесчинство по отношению к мирному населению. Этими мерами Ян Казимир хотел произвести благоприятное впечатление на жителей Заднепровья, чтобы склонить их на свою сторону. Такая политика объяснялась просто – у короля не было достаточно сил, чтобы завоевать такую обширную территорию, как Левобережье Малороссии, если ему будет оказано сопротивление. Под его рукой находилось только три конных казацких полка, состоявших из 25 хоругвей, в каждую из которых входило 50–60 человек (то есть, как минимум, в пять-десять раз меньше, чем обычно) – всего не более 2000 всадников. Пехоты при нем было не более 300 человек. Гетман Потоцкий располагал тремя казацкими конными полками, 4000 пехотинцев и двумя ротами гусар. С воеводой русским коронным обозным Стефаном Чарнецким шло три хоругви гусар, три казацких полка, насчитывавших до 2500 всадников, да 400 драгун. К королевским войскам примкнуло около 5000 татар, а еще 14 тысяч литовского войска во главе с Полубинским и Сапегой оставались у Яна Казимира в тылу в резерве.
Король, который был в курсе сложной политической обстановки, сложившейся в Заднепровье с избранием гетмана Брюховецкого, не рассчитывал на имевшуюся у него военную силу, но возлагал надежды на то, что ему не будет оказано серьезного сопротивления.
Поначалу надежды эти оправдались: малороссийские города и местечки сдавались
Иван Федорович (?) Богун, часто упоминающийся в южнорусских и польских летописях, один из немногих, кто на протяжении пятнадцати лет подряд (?) сохранил полковничий пернач, верный соратник Хмельницкого, любимец казацкой черни и всего украинского народа, перешедший под конец жизни на службу к Яну-Казимиру, остается на протяжении более трех с половиной веков одним из самых загадочных и таинственных героев Освободительной войны. Образ этого человека складывается будто из нескольких личностей, порой совершенно не похожих друг на друга. Иногда создается впечатление, что это собирательный образ казака-рыцаря, человека беззаветно преданного своему Отечеству, посвятившего всего себя без остатка служению своему народу.
Достоверно не известно его происхождение и место рождения, а также род занятий до того момента, когда, якобы он вместе с Дмитром Гуней участвовал в обороне Азова от турок, командуя в возрасте 20 лет отрядом запорожцев. Отсюда возникли предположения о том, что он, как и Гуня, принимал участие в восстании Якова Острянина. Но о том ли Богуне идет речь? Ведь согласно южнорусской летописи с Хмельницким из Сечи в 1648 году выступил Федор Богун, генеральный есаул при гетмане. Ходили слухи, что этот Федор Богун, которого многие современные историки считают отцом Ивана Богуна, был выходец из польской шляхты. Другие полагают, что Богун – это прозвище[2], а на самом деле Иванова фамилия – Федоренко (по отцу Федору Богуну), как это указано в реестре кальницкого полка. Но есть и старинная нормандская дворянская фамилия де Богун, к которой принадлежал даже английский король Генрих V. Существует точка зрения, высказанная дореволюционными историками, о том, что в Освободительной войне принимали участие по меньшей мере три разных Богуна, объединенные народной молвой в одну личность, наподобие знаменитого д'Артаньяна.
Известный украинский историк В. Голобуцкий, являлся сторонником версии, будто это об Иване Богуне идет речь в старинной украинской думе о «совещании в дубраве», проведенном якобы Богданом Хмельницким накануне восстания:
«Оттогді-то припало йому (Хмельницькому) з правої руки
Чотири полковники:
Первий полковниче – Максиме Ольшанський,
А другий полковниче – Мартине Полтавський,
Третій полковниче – Іван Богуне,
А четвертий – Матвій Бороховичу.
Оттогді-то вони на славну Україну прибували,
Королевські листи читали,
Козакам козацькі порядки давали»[3].
Вероятно, все же, что Иван Богун относился к числу тех соратников Хмельницкого, кто весной 1647 года вышел вместе с ним из Сечи. В то время ему исполнилось 29 лет и он вполне мог быстро выдвинуться среди казацкой старшины. Широко распространено мнение, что он в 1648-49 годах являлся могилевским (подольским, приднестровским, поднестрянским) полковником и в этом качестве участвовал в осаде Збаража, где и получил тяжелое ранение. Однако, в дальнейшем по Зборовскому трактату территория этого полка отошла к Польше и восстановлен полк был лишь в 1657 году. Среди современных украинских историков распространено мнение, что после того, как остатки Могилевского полка были присоединены к Брацлавскому полку, Иван Богун стал кальницким (винницким) полковником и в этой должности оставался до смерти Богдана Хмельницкого. Однако, согласно полковому реестру, в 1648-49 годах этим полком командовал Остап Усманицкий, погибший от рук польской магнатки. Сменил его на непродолжительное время (несколько месяцев) Остап Гоголь и в том же 1649 году Кальницким полком стал командовать Иван Федоренко. Но прокомандовал он не долго, меньше года и был сменен Иваном Богуном, который в 1652 году уступил полковничью должность Петру Стягайло, а в 1654 году полк опять возглавил Федоренко. Но тем не менее, есть мнение, что с 1653 по 1657 год Кальницким полком вновь командовал Иван Богун. Затем его уже окончательно сменил Иван Серко (1658, 1659). Сам же Богун становится паволоцким полковником (ныне с. Паволоч, Попельнянского района Житомирской области). Но в то же время, известно, что в 1657 году Богун вместе с Антоном Ждановичем участвует в знаменитом рейде по Польше.
Опять таки, бытует мнение, что в должности паволоцкого полковника он оставался с 1658 по 1661 год, возглавив затем Чигиринский полк. Однако, по другим данным в 1661 году Иван Богун значится полковником семи хоругвей Княжества Литовского и в Малороссию возвращается лишь в 1662 году. Здесь он участвует в боях с царскими войсками на Левобережье, затем его арестовывают поляки и лишь по просьбе гетмана Тетери, король отдает приказ о его освобождении. В 1663 году Богун становится генеральным есаулом у Тетери, а в следующем году – наказным гетманом и выступает в поход на Левобережье с королевским войском. В справочной литературе можно найти упоминание о том, что, якобы Иван Богун вместе с Иваном Серко поднял восстание против Выговского, но этот факт не подтвержден источниками. Выше уже сообщалось, что лидером восставших в августе 1659 года являлись Цецура, Сомко и Василий Золотаренко.