Сказание о Ретифе
Шрифт:
— Грех вам, ребята, — укоризненно пробормотал гигант, обращаясь к своим соратникам, и ошалело помотал головой. — Шесть малых лун мы с вами водим компанию, сколько выпито было, и хоть бы разок кто из вас влепил мне такую добрую плюху…
— А ну, кореша, окружай его, — приказал остальным один из громилей. — Сейчас мы этого проходимца порежем на лапшу.
— Спокойнее, господа, — посоветовал им Ретиф.
— При стрельбе в упор эта пистоль оставляет не слишком аккуратные дырки.
— Ежели не ошибаюсь, — сказал один из ломоносцев, с отвращением оглядывая Ретифа, — ты из тех иноземных бюрократов, что
— Посол Гвоздуодер предпочитает именовать свои функции «наблюдением за соблюдением корректности процедуры выборов», — поправил его Ретиф.
— Ага, — кивнул громиль, — а я разве не то же самое сказал? Так чего же ты вмешиваешься в свободный демократический процесс? Стоило Дир Багрецу рот открыть, чтобы изложить свои соображения по вопросам местной политики, а ты уж его и оглоушил.
— Мы, бюрократы, публика мирная, — объяснил Ретиф, — но лишь до того момента, когда кто-либо встает между нами и нашими пончиками с повидлом.
Предводитель громилей уже стоял, хоть и не очень твердо, на ногах и тряс головой.
— Подлый это трюк, — сказал он, не вполне внятно выговаривая слова, — выходить со спрятанной в кулаке наковальней против шести мирных драчунов, вооруженных одними ломами.
— Пошли отсюда, мужики, — засобирался другой громиль, — пока он гаубицу из рукава не достал.
Бандиты взгромоздились на своих скакунов, заводящих бешеные глаза; они громко фыркали, потрясая клыкастыми мордами.
— Мы тебя запомнили, чужестранец, — многозначительно произнес один из них, — сдается мне, что мы еще встретимся, и тогда уж не обессудь, не всегда мы такие мирные.
Когда шайка скрылась из глаз, малорослые оберонцы одобрительно загомонили.
— Милорд нынче спас пончики и плюшки дяди Мочельника, — воскликнул кроха, призвавший Ретифа на помощь.
Землянин пригнулся, упершись руками в колени, так что лицо его оказалось всего на фут-другой выше лица маленького существа.
— Послушай, а я тебя прежде нигде не мог видеть? — спросил он.
— Certes [5] , милорд, всего час тому назад я еще зарабатывал свои несчастные медяки, подвизаясь в качестве третьего помощника кондитера вон в той харчевне, отдел пышек, милорд, подотдел шоколадной глазури. — Он вздохнул. — Специализировался по розочкам, милорд… Но к чему утруждать моими сетованиями слух Вашей Светлости?
5
Определенно (фр.).
— Работу, что ли, потерял? — поинтересовался Ретиф.
— Увы, потерял, — впрочем, это поистине сущие пустяки по сравнению с теми новостями, что были подслушаны мною прежде, нежели хозяин предложил мне оставить пределы его заведения!
— Постой-ка, а зовут тебя?..
— Прикрас, милорд. Прикрас Белошвей IX, к вашим услугам. — Щебетун обернулся, ибо к ним, пыхтя, приближалось близкое его подобие, разве что немного располневшее и поседевшее. Подобие кивало на ходу головой в знак переполняющей его благодарности. — А это, милорд, мой дядя Мочельник собственной персоной.
— Ваш покорный слуга, сэр, — проскрипел дядя Мочельник, вытирая лицо большим полосатым носовым
— Истинно говорю тебе, дядюшка, ему потребно нечто такое, что будет покрепче молочной сыворотки, — возразил Прикрас. — И истинно же говорю, в «Толстой Колбаске» подают добрый эль, — не знаю только, удастся ли Вашей Светлости проникнуть внутрь, — добавил он, переводя взгляд с шести футов и трех дюймов Ретифа на дверной проем и обратно.
— Да уж как-нибудь, бочком, — успокоил оберон-ца Ретиф.
Шустрый восемнадцатидюймовый половой провел пригнувшегося Ретифа к столу в самом углу, и там гостю удалось втиснуться на узкую скамью, стоявшую у стенки.
— Чего изволите, господа? — осведомился, подойдя к ним, сиделец.
— В нынешних обстоятельствах мне придется ограничиться небольшой кружкой пива, — сказал Ретиф.
— А мне элю, — сказал дядя Мочельник. — Оно, может статься, и грех бражничать до полудня, но когда по кварталу слоняются громили и рушат стены, приходится действовать по обстоятельствам.
— Принцип весьма основательный, — признал Ретиф. — А кто они такие, эти громили, дядя Мочельник?
— Да ворье они беззаконное, — со. вздохом ответил почтенный пекарь, — только что слезшее с верхних веток в надежде поживиться тем, что плохо лежит. После того как вы, земляне, отправили гроачи восвояси, мы уж решили было, что все наши горести позади. Увы, сие далеко не так. Стоило этим головорезам прознать, что пятиглазых повышибали, как они тучами повалили с холмов, ровно твои жуки-свистуны на телегу с повидлом, — явно вознамерились они пропихнуть на выборах своего разбойного атамана, Гордуна Неучтивого. Целые шайки их наводнили город, да и окрестности тоже, запугивают избирателей…
Он прервал речь, ибо сиделец поставил перед Ретифом пенную кружку высотою в три дюйма.
— Убери этот наперсток, Сквирмкин, — воскликнул дядя Мочельник. — Гостю требуется сосуд покрупнее!
— Да это же наша ведерная кружка, — обиделся сиделец, — хотя, пожалуй, при его росте она должна показаться ликерной рюмочкой. Ладно, пойду попробую вышибить дно у бочки…
И он поспешил прочь.
— Умоляю вас, не поймите меня превратно, милорд, — продолжал дядюшка Мочельник. — Как и любой патриот, я преисполнен радости оттого, что липколапые сгинули, предоставив оберонцам самим вершить дела планеты. Но кто мог предвидеть, что нас, граждан нормальных размеров, тут же примутся грабить переростки одного с нами роду-племени и что они по всем статьям превзойдут иноземных захватчиков?
— Первый попавшийся историк, — ответил Ретиф. — Но я с вами согласен: когда тобой вертит местное хулиганье, это гораздо противнее гнета чужеземных пришельцев.
— Именно так, — согласился Прикрас. — Когда приходится жить под пятой иноземцев, всякий может хотя бы отчасти утешиться, изрыгая в их адрес разного рода хулу и виня во всем присущее им от роду моральное уродство, но в случае с собственными родичами этот метод способен привести к результатам неожиданным и неприятным.
Сияющий сиделец вернулся с деревянным бочонком, вмещавшим примерно кварту. Ретиф приветственно поднял бочонок и сделал большой глоток.