Сказание об учёных граблях
Шрифт:
Когда же наш городской профессионал вновь приехал в Несуразку, чтобы вступить в должность руководителя строительным процессом, он, к своему удивлению, обнаружил, что запущенный в работу план принадлежал не ему, а какому-то таинственному «Гражданину Г.», где «Г.», очевидно, означало «Грабли».
Осознав это, Аспирантов также понял, что, по сути, своими собственными руками, а, точнее, своим собственным языком, произнёсшим гениальную речь про многозначность слова «тупой» в русском языке, лишил себя работы. После этого Аспирантова переполнила ярость, и тогда он в самый разгар тёмной беззвёздной ночи прокрался в сарай Петровича и нанёс Граблям несколько ударов топором, полностью погнув им все лезвия и раздробив
Когда на следующее утро Петрович узнал об этом, он немедленно обвинил Аспирантова в совершении тяжкого преступления, вследствие чего через неделю присутствовавшие на слушании по этому делу в Городограде судьи были вынуждены обязать Аспирантова выплатить Петровичу штраф за убийство особенно важных для развития науки грабель в размере пятисот рублей.
В тот же день Аспирантов зарёкся возвращаться в Несуразку и отправился строить в промышленном районе Городограда очередной сверхтехнологичный и прорывной по части своей задумки небоскрёб с подземной автомобильной парковкой на крыше. Сделанные Граблями чертежи тоже куда-то затерялись, а потому вскоре за Аспирантовым последовала и вся строительная бригада, однако прямо перед тем, как навсегда покинуть Несуразку, строители с помощью грузоподъёмного крана всё-таки успели вытащить из колодца злополучную «Ниву», которая, впрочем, теперь была абсолютно бесполезна, поскольку единственная в округе бензоколонка прекратила работать ещё годом ранее.
Через несколько дней после этих событий Петрович обнаружил у себя в подвале ещё одни грабли и попробовал заточить их точно так же, как первые, однако данная затея закончилась лишь тем, что он их полностью сточил. Из-за этого Петровичу пришлось снова просить у Радеевича его велосипед, ехать в Городоград и с горем пополам выменивать там на рынке три ведра яблок на новые грабли. Благо, хоть в поиске яблок проблем не возникло, поскольку тот самый мужик, который некогда жаловался на проросшую сквозь его пол яблоню, теперь раздавал её плоды даром каждому желающему, так как ими уже засыпало весь его чердак.
Однако на этом неприятности не закончились, поскольку, лишившись излюбленного места для общих сборов, деревенские мужики загрустили и стали уговаривать Петровича вернуть его «Ниву» на её законное место. Впрочем, долго им надрываться не пришлось, и вскоре одним вечером они вместе с владельцем машины затолкали её обратно в колодец.
И всё же, несмотря на то, что жизнь в деревне, казалось, стала налаживаться, Петрович чувствовал себя всё хуже и хуже с каждым днём. Трагическая гибель Граблей оставила на его душе глубокую, почти физическую рану. Ведь, по сути, Грабли были первым разумным существом, полноценно поселившимся в доме Петровича и его жены, вследствие чего к ним стали относиться чуть ли не как к третьему члену семьи. Немаловажным было и то, что в тот самый день, когда произошла трагедия, Петрович вместе с Граблями только начал, фактически, с нуля осваивать технику обработки земли, в которой Грабли теперь принимали участие не как простой инструмент, а как почти второй человек. И всё это вмиг рассыпалось после дюжины ударов ржавого топора!
Немудрено, что несколько дней подряд после этого Петрович ходил сам не свой (он даже не приходил на вечерние собрания) и в конце концов слёг в кровать с какой-то очень серьёзной болезнью. К сожалению, все имевшиеся у жителей деревни лекарственные средства оказались бессильны в борьбе с этим недугом. И как бы много листьев подорожника жена Петровича не клала мужу на грудь, тот продолжал хиреть прямо на глазах.
Вряд ли эта история закончилась бы счастливо, если бы вскоре в деревне не появился один человек, которого звали Николай Антонович Шприцов. Откуда-то он узнал о судебном деле по поводу убийства Граблей, заинтересовался им и приехал из Городограда в Несуразку, чтобы порасспрашивать о нём местных жителей и, быть может, даже написать на эту тему статью в газету. Ко всеобщему счастью, Шприцов оказался квалифицированным городским врачом, а потому, узнав о тяжёлом состоянии Петровича, он в скором времени провёл осмотр больного, после чего дал ему кое-какие таблетки из своей аптечки и поехал в город за остальными необходимыми лекарствами.
Спустя неделю после начала лечения Петрович наконец пошёл на поправку, а ещё через шесть дней и вовсе вновь встал на ноги. После этого он с ещё большим усердием, чем прежде, стал работать в поле, отныне стараясь больше не вспоминать про ту ужасную драму, что некогда развернулась в стенах его сарая.
Выполнив свою работу и попутно узнав все так интересовавшие его подробности дела о Граблях, Шприцов вернулся в Городоград, где на днях ему предложили должность заведующего одним из отделений больницы, в которой он работал. Однако мужчине уже было всё равно на его врачебную карьеру, поскольку все его мысли заняла Несуразка и осознание того, что даже обитатели такого чарующего своим уютом места испытывали нужду, но только нуждались они не в огромном ресурсозатратном городе, разрушающем своим собственным весом землю под собой, а в более простых и, казалось бы, совершенно обыденных для городского жителя вещах. Одной из таких вещей был врач.
Достигнув в своих размышлениях всех этих выводов, Шприцов в том же месяце продал свою городскую квартиру и не без помощи деревенских мужиков отстроил в Несуразке для себя небольшую избушку. Размеренная, спокойная и несколько причудливая деревенская жизнь пришлась мужчине по душе, так что ему не потребовалось много времени для того, чтобы найти общий язык с местными жителями и из «какого-то там городского врача Шприцова» стать для обитателей Несуразки «здешним доктором Антонычем».
С этих самых пор доктор Антоныч стал неотъемлемой частью деревни. Ежемесячно он ездил на своей машине в город, где продавал привезённый в специальном прицепе урожай. На вырученные деньги Антоныч покупал новые лекарства для жителей Несуразки, заполнял бак своего автомобиля бензином и ехал обратно в деревню.
Несмотря на одолевавшую его в конце каждого дня усталость от полевых и врачебных работ, Антоныч не упускал ни единой возможности прийти вечером к «Ниве» и пообщаться там с обитателями деревни, лица которых за весьма короткий срок уже успели стать ему родными. Стоит сказать, что местные жители всегда очень внимательно слушали учёные речи Антоныча, вследствие чего он, польщённый таким тёплым приёмом, с удовольствием рассказывал своим новым соседям про различные научные открытия современности, а те, в свою очередь, учили его перебарывать в себе желание бросить камень в голосящего ранним утром на всю улицу петуха.
После заката Антоныч любил сидеть на крыльце своего дома и окидывать взором то простиравшееся высоко над ним безграничное звёздное небо, то росший прямо за его забором высокий старый дуб (тот самый, с которого дважды чуть не упал Аспирантов), то отливавшую холодным лунным свечением реку, которая бежала вдоль пёстрой полосы распаханных полей и скрывалась где-то среди черневшего на горизонте леса. Смотря на всё это, Антоныч глубоко вздыхал и всё никак не мог выкинуть из своей головы мысль о том, что, несмотря на все его старания, нужда деревенского народа всё ещё осталась на своём месте, поскольку одним-единственным врачом её не поборешь. Однако и строительство огромного разрушающего все остатки сельской инфраструктуры города тут бессильно. Деревенская нужда гораздо тоньше, и оттого прощупать её в разы сложнее, чем просто взять и стереть испытывающую её деревню с лица земли.
Выходило, что в одном Аспирантов, этот горемычный городской профессионал, всё-таки оказался прав. Место тут действительно было ровнёхонькое.