Сказание об учёных граблях
Шрифт:
— Не знаю, может быть, он нам проход к воде просверлить хочет…
В тот же вечер, перед тем как пойти в гараж, Петрович случайно столкнулся взглядом со стоявшим у открытого окна Аспирантовым, который, раскидав свои разрисованные различными чертежами бумаги по едва освещённому подоконнику, задумчиво смотрел на улицу через открытое окно.
— Признаться честно, — заговорил в этот момент Аспирантов, — Я диву даюсь, почему в вашей деревне так мало людей. Место ведь ровнёхонькое, а воздух чище воды! Кстати, насчёт воды… — он на пару мгновений задумался. — Речка эта ваша, Соломка, если я не ошибаюсь, тут у вас выглядит намного живописнее, чем в соседних деревнях. Да и закаты у
Вскоре Аспирантов закончил все свои расчёты, но перед тем, как уезжать, остался в Несуразке ещё на пару деньков, просто чтобы понаблюдать за деревенской жизнью.
— Это, я полагаю, грабли? — спросил как-то он, указывая пальцем на стоявший у стены слегка потасканный временем инструмент.
— Ну не лопата же! — усмехнулся Петрович.
— Это я знаю, — слегка обиженным тоном произнёс Аспирантов. — У лопаты черенок ровный и широкий, а тут где-то десять узких зубьев.
— Зубьев… — снова усмехнулся Петрович, — Надо бы подточить эти зубья, а то что-то они совсем затупились, — с этими словами он достал из стоявшего неподалёку ведра точило и уселся на стул, держа грабли в руках.
— Определённо, русский язык волшебен! — выдохнул тогда Аспирантов.
— Это вы вообще к чему? — слегка раздражённым тоном поинтересовался Петрович, проведя точилом по лезвию грабель.
— Просто вы сказали, что зубья затупились, ну, то есть стали тупыми, — пояснил Аспирантов.
— Удивительно! — не отрываясь от работы, буркнул себе под усы Петрович.
— Именно, что удивительно! — ничуть не смущённый сарказмом в голосе собеседника, продолжал Аспирантов. — Ведь прилагательное «тупой» в русском языке также имеет значение «глупый», то есть, «короткий в уме», но вы употребили это слово, имея в виду «неострый», что тоже является одним из значений этого прилагательного.
— Это как-то мешает мне их точить? — спросил тогда Петрович, усиленно пытаясь вспомнить, имел ли он в действительности что-нибудь в виду.
— Разумеется, нет. Точите себе на здоровье! — сказал Аспирантов. — Просто я говорю про то, как интересно одно слово может принимать сразу несколько значений, которые, вроде бы, и схожи между собой с одной стороны, но совершенно различны с другой.
— Уж не знаю, что такого вы нашли в этом слове, — сказал Петрович. — Как по мне, «тупой» — он тупой и есть. Без каких-то там значений.
— Но позвольте, — запротестовал Аспирантов, — Ведь если бы «тупой», как вы говорите, был бы тупым без всяких значений, то в таком случае получается, что, заостряя тупые грабли, вы одновременно с лезвием можете заострить им и ум, то есть после процедуры точения грабли могут стать умными, а ведь это невозможно… Ну, или, по крайней мере, маловероятно.
— Так это невозможно или маловероятно? — уточнил тогда Петрович, еле сдерживая вызванную столь поразительными умозаключениями собеседника улыбку.
— По правде говоря, я не могу дать вам точный ответ на этот вопрос, — задумчиво произнёс Аспирантов, — Ведь, если отталкиваться от различных философских теорий, то можно прийти к выводу о том, что человек не знает и, быть может, так никогда до конца и не узнает все физические возможности окружающих его объектов, а это значит, что, быть может, даже такой, казалось бы, хорошо изученный предмет, как грабли, после очередной заточки может…
— Обрести разум? — закончили за Аспирантова только что подточенные Петровичем грабли, после чего учёный чуть не свалился со стула от неожиданности и удивления.
Весь оставшийся день Аспирантов провёл вместе с так внезапно ожившими граблями, обучая их грамматике. Потом он дал граблям почитать привезённые им с собой научные книги, а затем показал им результаты работы, проделанной им в ходе его двухнедельного пребывания в деревне. Правда, граблям его чертежи с расчётами не особо понравились, вследствие чего у них с Аспирантовым завязался небольшой спор.
— Разве вы не осознаёте, что при воздействии на почву в таком масштабе, — говорили грабли, указывая на лежавшие на столе бумаги Аспирантова, — Вы можете запустить череду необратимых эрозионных процессов, из-за которых вся земля в округе разрушится до такой степени, что на ней не то, что многоэтажное здание, а даже сарай опасно будет строить!
— Я прекрасно это понимаю, — оправдывался Аспирантов, — но я просто заметил, что природа в этой местности имеет волшебное свойство сосуществовать в гармонии с человеком, так что мне кажется, что и подобное, так скажем, не самое гуманное вмешательство она сможет пережить.
— Извините, но я не совсем улавливаю ход ваших мыслей, — нахмурились грабли, — Земля здесь ничем не отличается от земли в любом другом месте. Конечно, я не осмелюсь сомневаться в вашем профессионализме, поскольку вы — городской учёный, а я — деревенские грабли, но я просто хочу понять, чем, по вашему мнению, Несуразка отличается от, скажем, вашего родного города.
— В таком случае, я сейчас вам всё объясню, — сказал Аспирантов, после чего принял вид самого что ни на есть просвещённого и знающего своё дело профессионала и затем произнёс следующие слова тоном, означающим, что сказанное в полной мере и без малейшей возможности какого-либо дополнения донесёт до собеседника всё содержимое обсуждаемой темы и навсегда закроет вопрос: — Понимаете… Несуразка — это деревня.
На следующий день после этой беседы Аспирантов уехал сдавать свои наработки в расположенный в пятистах километрах от Несуразки город Городоград, но сперва на денёк заскочил к своей дорогой жене, жившей в пригороде. Аспирантова искренне возмутило то, как неуважительно деревенские мужики обращались со своими жёнами, и поэтому он дал себе клятву впредь как можно реже повышать голос на свою драгоценную супругу и проводить с ней как можно больше времени. По этой причине, стоило лишь ему войти в квартиру к своей милейшей жене, с которой он из-за разъездов не виделся долгих три месяца, как он тут же повалился на стоявший у неё посередине гостиной диван и проспал там всю оставшуюся часть того дня вместе с доброй половиной следующего.
А пока Аспирантов спал, грабли в ускоренном темпе написали весьма немаленький отчёт обо всех ошибках и неточностях в расчётах этого светила науки и приложили к нему свой собственный план, в котором были исправлены все перечисленные в отчёте недостатки. Как только работа была закончена, Петрович тут же выпросил у Радеевича на время его велосипед и повёз исписанные граблями бумаги в Городоград, за пятьсот километров от Несуразки.
Стоит сказать, что на улице тогда стоял ясный летний день, так что Петрович мог в своё удовольствие ехать вдоль шедшей сквозь дремучий лес порядком изувеченной временем асфальтированной дороги, размеренно крутя педали и слушая при этом пение синиц, стрекотание скворцов и раздирающие душу оглушительные вопли ворон. И хотя Петрович достиг пункта назначения только к середине следующего дня, ему всё-таки удалось опередить Аспирантова.