Сказания Эвенора 1-2. Принцесса из борделя и Чаровница из Беккена
Шрифт:
— Потому я и прошу тебя помочь мне. — Ответил Луциан и на мгновение прикрыл глаза, собираясь с мыслями. — Твое присутствие желанно во дворце, все хотят лично познакомиться с тобой, прикоснуться к части древней легенды. Если ты согласишься отправиться туда, мне позволят коснуться источника раньше, как это делают жрецы и дети старшей крови.
Во рту пересохло, я сжалась от негодования, и, если честно, уже готова была хлестнуть его по лицу!
— Ты что… решил обменять меня?
Колдун сморщился, как от боли и его руки на моих предплечьях сжались сильнее.
— Не говори так. Мне тошно от самого себя, из-за того, что приходится оставлять тебя в обществе этих… этих… — Луциан не нашел слова и зарычал от переполнявших его эмоций. — Просто пойми, это единственный способ дать тебе защиту и не оставить меня без сил. Мы должны быть во всеоружии, чтобы противостоять дракону, Лобелия.
Банагор слишком селен для меня одного и я не преувеличиваю. Я не прошу тебя… поддаваться. Я прошу тебя лишь проявить стойкость. Ты ничего и никому больше не должна — ты свободна делать любой выбор, и я могу лишь надеяться, что ты… чувствуешь ко мне хоть что-нибудь. — Он выдохнул последние слова, точно они были ядом, отравлявшим его дух.
"Неужели…" — внутри меня все замерло. Как же понять его? Неужто и правда под всей этой стойкостью и даже холодностью скрывается неуверенный в себе влюбленный юноша. Мне с трудом верилось в это; я не могла понять, играет ли он со мной или и правда время от времени показывает истинное свое лицо? Как бы то ни было, сейчас, да, именно сейчас мне нужно было сделать выбор — поверить ему и перестать оглядываться назад в поисках подвоха и двойного смысла слов или перестать воспринимать любые его слова всерьез.
Внезапно мне открылась истинная причина всех моих душевных терзаний. Все эти сумбурные мысли, чувства с которыми я не могу определиться, разрывают меня не от того, что я вижу неискренность в словах и поступках Луциана… а потому что несмотря ни на что, я все еще не приняла себя настоящую! В своем собственном сознании я все еще была той самой горбуньей, принявшей, смирившейся с тем, что никто и никогда не полюбит ее и не скажет искренне доброго слова.
Но я ей в самом деле больше не была.
Я почти задохнулась от чувств, притянувшись к нему и прошептала:
— Я люблю тебя, Луциан…
Что-то невероятное произошло в тот же момент — я ощутила, как загудел воздух вокруг нас, точно в одно мгновение в мир выплеснулось целое море магической силы! Зрачки колдуна расширились и моим телом, духом овладела волна нежности и истомы — в тот же миг Луциан притянул меня к себе и его губы нашли мои в мягком, чувственном поцелуе.
Раствориться без остатка в этом невероятном вихре чувств, захватившем нас, мне помешала лишь краткая мысль… ледяное воспоминание о сегодняшнем дне.
Слова, что впились в сознание, точно клеймо:
"Ты встретишь суженного едва кровь окрасит горизонт пред твоими очами… великая тьма в его душе и руки не отмыть ему даже в чистом Филиамэль Лантишан".
Нет! Не желаю больше даже слышать о том! Банагору не добраться до меня, Луций ни за что этого не допустит!
Он любит меня, будет любить теперь и впредь — и это все, что я хочу знать отныне о своем будущем.
Глава 5. Амани винитарэль
Мы покидали дом Кадарина спешно. Луций не разрешил подняться наверх и сменить одежду, а также забрать мой любимый походный костюм — сказал, что все доставят позже, если я того желаю.
В прихожей нас провожал Кадарин и еще две пары любопытных раскосых глаз — Матанис и Нани. Девушки остались на верху лестницы, взирали на нас с молчаливой грустью, так и не спустившись вниз. Но мне ли их винить? В одно мгновение я нарушила их спокойную размеренную жизнь, явившись незваной гостьей, похитив сердце их названного брата и разбив в дребезги надежды их младшей сестры.
Кадарин лишь сдержанно пожелал нам счастливого пути. В его прощании не было желчи, а во взгляде зла. Только печаль и душевная усталость… такая, какую, вероятно, могут испытывать лишь трехсотлетние мудрецы, не раз повидавшие на своем веку крушение чьих-то разбитых сердец.
Вот только теперь то было сердце его любимой дочери.
На подъезде к дому нас ожидала карета. Нет, не та с единорогами, но столь же роскошная: белый лак округлых боков с серебряным плетением поверх, имитирующим перекрестие лоз и цветов — не дать, не взять, шкатулка для драгоценностей, а не средство передвижения.
В нее были запряжены три белых коня, разумеется, не таких удивительных и благородных, как единороги, увиденные мной ранее, но все же прекрасных. Пожалуй, эльфы знают какой-то секрет ухода за этими удивительными животными! Столь красивых скакунов пожелал бы себе в коллекцию любой заводчик в Эвеноре, и не пожалел бы ради того средств. Ими правил кучер одетый в ту же необычную форму из белой кожи.
Точно в насмешку нашей спешке, карета двинулась медленно, огибая запутанные улочки города.
— Здесь не принято передвигаться иначе как пешим ходом, — сказал Луциан в ответ на мой невысказанный вопрос, — но и во дворец являться на своих двоих неприлично. Всего существует два дворца — внешний и внутренний. Во внешнем расположены казармы, городская управа, дома прославленных ученых, советников и прочих вельмож, а также младших от старшей крови эльфийских монархов. Туда можно попасть в любое время. А вот во внутренний дворец не явиться иначе как по приглашению кого-то из детей старшей крови. Именно туда мы и направляемся. — Мужчина сказал это без улыбки и взял мои руки в свои. — Ты веришь мне, Лобелия?