Сказания Эвенора 1-2. Принцесса из борделя и Чаровница из Беккена
Шрифт:
Мне стало ясно без слов, что Идриэль не видит нас, лишь слышит незнакомые голоса у озера. Она была абсолютно слепа.
Феовель задумчиво улыбнулась мне и направилась вдоль озера. Нерешительно, отчасти даже боясь того, что меня ждет, я последовала за ней.
Что же будет? Неужели сейчас королева расскажет мне о том, какие зверства Луциан совершил с этой несчастной девушкой… Но чтобы он не сделал, я видела, как он раскаивался в том. Как эта ужасная тайна, которой он не мог поделиться со мной, тяготила его и заставляла отдаляться от меня всякий раз, когда он мысленно к ней возвращался.
Приблизившись настолько, чтобы в подробностях разглядеть красивое благородное лицо девушки, с глазами такими зелеными, что не найти изумрудов ярче них, я оробела. Я не могла дышать, даже несмотря на то, что эльфийка не смотрела на меня. Просто не могла меня увидеть! Внезапно мне захотелось, чтобы так и было… каждая частица меня кричала о том, чтобы я бежала прочь, заткнув уши! Нет, мне не нужно было знать того, что хотела поведать мне Феовель приведя сюда.
— Алура, нон амани салар? — Кротко спросила Идриэль почувствовав или попросту услышав, что мы с Феовель приблизились к ней.
— Лафени ашалл, Идриэль. Ты узнаешь меня? — Спросила королева на понятной мне речи.
Девушка улыбнулась и коротко поклонилась ей, прижав левую руку к груди.
— Амани винигарэль, это часть для меня. Но почему же вы изволите говорить на людском наречии… — Внезапно она осеклась и губы ее дрогнули, а невидящие глаза заметались из стороны в сторону, силясь увидеть то, чего не могли.
— Вы… вы нашли его? Натаниэль?! — Позвала она, едва не сорвавшись на крик и шагнув в мою сторону, но Алура удержала ее и жалостливо прижала к себе за хрупкие плечи.
— Нет-нет. — Ласково отозвалась Феовель и подошла ближе к девушке, успокоительно провела по ее плечу. — Ты же знаешь, что он больше не придет к тебе.
Девушка выдохнула с тихим стоном и скрыла лицо в длинных рукавах своего платья. Сквозь всхлипы прошептала:
— Да… простите мне. Я забываюсь все чаще, я ничего не могу поделать. — Она с усилием подавила подступивший к горлу ком слез и убрала руки от влажных, раскрасневшихся глаз. — Теперь я иногда брожу здесь, ухожу далеко в чащу и зову его, пока Алура или другие девушки не найдут меня и не напомнят… — сказала она и без сил уткнулась в плечо своей подруги. Задрожала от пересиливших ее эмоций. Та, с пониманием прижалась к ней и стала гладить по спине, успокаивая.
Алура что-то сказала своей королеве и коротко кивнула на меня. На что та отрицательно махнула головой. Затем взяла меня за руку и повела вдоль ровного озерного берега.
Она молчала, пока мы не отошли на достаточное расстояние, а я все не могла решить, стоит ли ей рассказать о своих снах. Но Феовель не дала мне оформить мысль — склонилась почти к самому уху и прошептала то, от чего мурашки побежали у меня по коже, а ноги стали ватными и ни за чтобы не удержали мое тело, если бы королева не держала меня под руку.
Глава 13. Драконье милосердие
— Это Идриэль. Она — мать твоего ненаглядного адана. А Натаниэлем звали его отца.
Буквально наслаждаясь посеянным замешательством, эльфийка сильнее прижалась ко мне и, кое-как спрягав довольную улыбку, продолжила рассказ, к которому она уж точно была неуместна.
— Ты, вероятно, заметила, что Луциан не является приятной для нас персоной. Мной, да и владыками других эльфийских домов Чернолесья, на него наложен ряд запретов, которые он вынужден исполнять, как бы не хотелось ему обратного. Ты слышала их тогда, при первой нашей встрече. Скажу честно, я была за то, чтобы просто лишить его жизни после всего, что он совершил! — Сказала она резко и нахмурилась. — И я могла бы настоять на своем, ведь фактически он был моим подданным, раз остался под опекой Кадарина. Но все эти обстоятельства и Идриэль…
— Эльфийка вздохнула. — Пожалуй, я смалодушничала, ведь он сам молил о смерти, а я просто не хотела еще более ослаблять свои позиции после случившегося. Мне нужно было думать о своем народе, а не о справедливости, что требовало мое сердце. — Феовель глубоко задумчиво провела ладонью по своим волосам и на мгновение отвернулась от меня. Думала, что я не замечу, как она смахнула выступившую на длинных ресницах слезу. Даже холодно рассмеялась, подбадривая себя или скрывая злость на за эмоции, которых не желала показывать.
— Возможно, горе все же ослепило меня, раз я сотворила такую глупость, но обратного не вернуть. — Призналась наконец она и вдруг сменила тему. — Слышала ли ты о том, как колдуны получают свой магистерский титул?
Я хотела сказать, что да, но эльфийке и не требовался мой ответ. Даже не обратив на меня внимание, она самозабвенно продолжила, задумчиво любуясь отражением луны в озере… но в самом деле пряча от меня влажные глаза.
— Убийцы — все, как один! Я ненавидела Натаниэля с того самого дня, как волей судеб Идриэль встретила его в чаще на землях дома Таналут. Я чувствовала, что ничего хорошего этот союз не принесет ни ее, ни моему дому. Представь мои чувства, Либи — моя драгоценная подруга уехала туда искать своего ишааль, а вернулась с человеком! Да еще и колдовским магистром в придачу! — Феовель поморщилась от нахлынувшего отвращения. — Пути Лантишан неисповедимы. Мне даже предположить нечего на то, зачем бы ей понадобилось мешать густую благородную кровь, с той помойной жижей, что текла в венах ее избранника! Я до последнего надеялась, что их ребенок не унаследует ничего от отца, что старшая кровь окажется сильнее. Ах… — Она нервно отмахнулась и продолжила, приведя мысли в порядок. — Чтобы из простого подмастерья стать колдуном, маг должен убить своего наставника и тем самым присвоить его достижения. Вобрать в себя его силы. Так получилось, что наставником Луциана, сам того не ведая, стал его отец. Амадеум адана никак не проявлял себя, и мы решили, что природа его сил — эльфийская, а не человеческая. Но, как ты понимаешь, ошиблись… Все аданы — ошибка природы. — Ядовито добавила Феовель. — Они словно забытые чары, действия которых никто не может разгадать! Вот и его сила, как оказалось, исходит сразу из двух источников. Но мы, быть может и никогда бы не узнали о том, если бы не твой знакомый. Дракон. Эта гадина посягнула на то, чем просто не имела права обладать — на все исцеляющие слезы Ашаллы! Слышала ли ты о них? Ах, это было неслыханно! Никто до…, - Феовель буквально выплюнула его имя, — Банагора не решался прежде нападать на Ильсур. Это был последний оплот эльфийского мира за пределами Чернолесья. Защищенный с севера и юга непроходимыми горами, обнесенный широким рвом и, к тому же не имевший нужды в припасах, ведь в его стенах, как и в стенах всех великих домов, было зеркало Эвандоэле, да к тому же и не одно. Змей мог как угодно долго осаждать крепость, но не попал бы внутрь. И все же этот ублюдок долго планировал все и послал туда своих шпионов еще задолго до того, как с армией двинулся к стенам крепости дома Манамат.
Винитарэль подавила ком горечи подступивший к горлу и продолжила со сталью в голосе и взоре. Я уже видела этот взгляд, эту боль в глазах Луциана, пересказывавшего мне точно ту же историю, но упуская детали. Самые важные детали, которые теперь вновь меняли мою картину мира.
— Пути к отступлению были отрезаны, когда шпионы нашли и уничтожили зеркала. Дракон действовал быстро, он осушил ров, просто затопив русло реки, питавшей его. Шутка ли — обрушил в него скалу и заставил поток изливаться по другому пути! Силы змея во много превосходили те, что были в крепости дома Манамат и поддержки ждать было неоткуда. Все случилось слишком быстро — уже к исходу второго дня Ильсур пал под натиском выродка. — Феовель на мгновение замолчала и совершенно четко ощутила ее боль. То было гнетущее чувство тоски, безысходности и злого бессилия, оставляющего вкус крови и пепла на губах.
— Для меня это личная трагедия, Либи. На стенах Ильсура погиб мой возлюбленный Фариен и младший брат Отарэль, который должен был возглавить дом Амадоэн следом за мной. Инеринон еще слишком юн и я даже не могу уйти от дел, чтобы как следует оплакать своих близких, свою любовь. Главы других домов даже старше меня, я просто не могу настолько ослабить род Эвандоэле! — Сокрушалась она, сжимая мою руку до боли.
Но я не отстранилась; мне было искренне жаль ее и я даже на миг не смела прервать историю, что получала наконец целиком, пусть и из ее уст. Внутри меня все клокотало, точно вулкан. Все слова Луциана, все его поступки постепенно начинали обретать форму и вставать на свои места.