Сказания Леса Вод
Шрифт:
— Но только не тебе, — заметил Сэмми Брадобрей. — Тебя-то гостиница прокормит.
— Гостиница? — переспросил Мартин. — Какой от нее толк, если некому будет ночевать в ней? Да и кормить постояльцев будет нечем…
Когда они несли в гостиную суп, навстречу им попался мужчина, выносящий на улицу труп только что скончавшейся женщины. Мартин и Сэмми посторонились, пропуская его.
— Что, никто ему помочь не мог? — поинтересовался Мартин.
— Он не позволил, — тихо ответила какая-то женщина.
Но скоро все забыли о случившемся, и котел с похлебкой
Мартин, управляющийся с краником бочонка, вдруг почувствовал, как кто-то потянул его за рукав.
— В очередь вставай, у меня две руки, а не четыре, — сказал он, но ответил ему тонкий детский голосок.
— Папа, — окликнул Амос.
— Ты почему вылез из постели? — Мартин мгновенно забыл о бочонке и повернулся к сыну. Любители зля не зевали, а лишь успевали подставлять под струю пива свои кружки. — Немедленно возвращайся в кровать, — приказал Мартин. — Ты что, умереть хочешь?
Амос лишь слабо покачал головой:
— Пап, я не могу.
— Тогда я отнесу тебя, — ответил Мартин, подхватывая мальчика на руки. — Хорошо, что ты пошел на поправку, но все равно ты должен оставаться в кровати.
— Но, папа, Джон Медник вернулся.
Мартин резко остановился и поставил сына на пол.
— А ты откуда знаешь? — спросил он.
— Ты что, сам не видишь его? — ответил Амос и кивнул в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. Привалившись плечом к стене, на голову возвышаясь над толпой, там стоял Джон Медник. Некоторые уже заметили его и, что-то бормоча под нос, расходились в стороны.
— Он вернулся, чтобы спасти нас, — прошептал Амос.
И в этот момент толпа затихла, собравшиеся в комнате люди наконец увидели медника. Все разом отшатнулись, когда он вдруг сделал шаг вперед и упал на колени. Подбородок его был покрыт коркой льда, образовавшейся на четырехдневной щетине, а руки бессильно свисали по бокам.
Казалось, он совершенно разучился ходить, ибо ноги не слушались его. Ни на кого не глядя, он неловко поднялся и нетвердой походкой двинулся вперед. Толпа расступилась, пропуская его в центр комнаты. Добравшись туда, он остановился, шатаясь, как пьяный.
Бормотание толпы усилилось, как вдруг по лестнице со второго этажа спустился мужчина, чья жена только что умерла.
Он прошел по коридору, который проложил Джон в толпе, и остановился прямо перед медником. Так они и стояли лицом к лицу, пока не стих последний шепот.
— Если бы ты был здесь, — тихо молвил мужчина, — Инна бы выжила.
После долгого молчания медник медленно кивнул. Черты лица мужчины исказились, плечи его затряслись, и прямо на глазах у всех он разрыдался. Затем он поднял руку и ударил Джона по щеке. Никто не сказал ни слова, лишь Амос, съежившийся в углу комнаты, шумно втянул воздух при виде подобной несправедливости.
Мужчина снова поднял руку и еще раз ударил медника.
Люди, стоявшие рядом, придвинулись ближе. Он бил снова и снова, пока Джон не осел на колени.
— Папа, ты что, не остановишь его? — прошептал Амос.
Мартин не отрываясь смотрел на человека, стоявшего посредине комнаты. — Папа, останови же его, они же убьют Джона!
Потерявший жену мужчина отступил на шаг от стоящего перед ним на коленях Джона Медника. Чуть нагнувшись, он изо всех сил ударил башмаком ему в лицо. Медник отлетел назад и распростерся на полу.
— Колдун! — вскричал мучитель. — Колдун! Колдун!
Толпа быстро подхватила крик, люди еще теснее сгрудились вокруг лежащего медника. Кол-дун. Кол-дун. Кол-дун.
Медник перекатился на бок и с трудом поднялся на колени — лицо в крови, нос был разбит, один глаз совершенно заплыл, а кожа под ним приобрела коричневый оттенок. Но другой, уцелевший глаз в упор смотрел на нападавшего. И тот не выдержал молчаливого укора и отступил. Джон перевел взгляд на стоящего рядом, повернулся и голубой его глаз воззрился на стоящих в первых рядах. Крики стихли, и в наступившей тишине Джон Медник снова попытался подняться на ноги.
Он попробовал было встать одним резким рывком, но потерял равновесие и вынужден был опереться об пол негнущейся рукой, чтобы не упасть. Он повторил попытку, и снова ноги не удержали его. Он попробовал опереться на другую ногу. Опять неудачно. Только на этот раз он бессильно повалился на бок, содрогаясь всем телом и глядя широко раскрытым глазом в пространство.
Какое-то мгновение толпа не двигалась, похожая на стаю стервятников, убеждающихся, действительно ли намеченная жертва мертва. Затем несколько человек шагнули к судорожно вздрагивающему на полу меднику. В полном молчании они начали избивать его ногами. Били до тех пор, пока не умаялись. Тогда они отошли в сторону, и их место заняли другие. Медник не издал ни звука.
Наконец толпа разделилась — многие покинули залу, кое-кто сгрудился у камина, а другие направились к бочонку, на дне которого еще плескался эль. Тело Джона Медника осталось лежать посредине комнаты. Его череп был размозжен, кожа во многих местах содрана до мяса, а из ран натекла громадная лужа крови. От тела во все стороны расходились кровавые следы, принадлежащие тем, кто ступил в лужу, и стирающиеся на некотором расстоянии от трупа.
Лицо медника уже нельзя было назвать лицом, глаза перестали быть глазами, губы — губами, а изломанные и истерзанные руки раскинулись по полу подобно корням дерева.
Спустя некоторое время Мартин Трактирщик наконец нашел в себе силы отвести глаза от тела брата и взглянуть на сына. Амос ответил бесстрастным взором. Лишь глаза его светились тем же голубым цветом, что и глаза медника — глаза холодные, всепонимающие. Мартин почувствовал горечь и стыд, словно прочитал свой приговор, — и опустил взгляд. Он так и смотрел в пол, пока не подошла мать мальчика и не увела Амоса в спальню.