Сказания о земле Московской
Шрифт:
Бояре московские в те годы, за редкими исключениями, верой и правдой служили своему князю и редко «отъезжали» в иные земли. Из летописей, из родословцев известно, как много бояр, их братьев, сыновей, племянников не своею смертью скончались, а пали на поле брани, защищая честь и славу Москвы; сколько боярских родов угасло, потому что ни одного мужа в живых не оставалось. Ни Иван Даниилович, ни сын его Семен Гордый не давали боярам много воли и сами правили, а бояре при них были только советчиками.
При нерешительном Иване Красном, при малолетнем Дмитрии бояре
Еще при Иване Красном боярами — соперниками Вельяминовых был выдвинут на эту почетную должность боярин Алексей Петрович Хвост. Правил он только год и при таинственных обстоятельствах был убит, видимо, не без участия Вельяминовых. На долгие годы тысяцким вновь стал представитель этого рода — боярин Василий Васильевич.
У себя в теремах, в сельских своих усадьбах бояре и другие вотчинники были всевластны над крестьянами, какие жили на господских либо на собственных землях, и над холопами-слугами. А холопов у богатых людей набиралось полным-полно, кто в кабалу попадал, кто от рождения холопом или крестьянином подвластным считался. Крестьяне могли уходить от своего господина. А куда уходить? Либо к другому господину, про кого молва шла, что у него лучше живется, либо переселяться в другие земли, либо с отчаяния убегать в леса дремучие…
Митрополит Алексий хоть и являлся главным духовным лицом всей Северо-Восточной Руси, но неизменно и прежде всего пекся о благе Москвы. После смерти Ивана Красного Алексий стал, наряду с тысяцким, блюстителем земли Московской. Жил он в Кремле, в основанном им Чудовом монастыре, и занимался церковными делами всех земель русских. Но самое главное, чему он отдавал свое время и свои думы, — это было управление государством.
Почитали Алексия и по всей Руси, и по земле Московской, но возлагал народ свои чаяния, свои надежды не на него — владыку духовного.
Москвичи, случалось, видели, как три мальчика, в богатых одеждах, выезжали из кремлевских ворот в сопровождении свиты, верхом на конях — на прогулку, на охоту.
И хотели они видеть в старшем мальчике — Дмитрии — будущую надежду и опору земли Московской, а может, и всей Руси…
3
А в то время в Тверском княжестве продолжалась борьба за власть. Тамошним князьям было не до ярлыка. Но суздальско-нижегородские князья — сыновья недавно умершего Константина Васильевича — могли стать достаточно опасными соперниками Москве. Однако старший из них, Андрей нижегородский, откровенно сказал, что ему и своего удела достаточно и домогаться великого княжения он не будет. Такой поступок, верно, казался его боярам просто удивительным. Однако второй сын Константина Васильевича — Дмитрий суздальский — был не таков, чтобы упустить власть. Он вздумал отправиться в Сарай-Берке и получил там желанный ярлык от очередного хана.
«Не по отчине, не по дедине», — осуждал его летописец. У Дмитрия суздальского и отец, и дед не были великими князьями, да и действовал он помимо старшего брата. Возможно, помогло ему добыть ярлык золото его союзников — бояр новгородских, опасавшихся возвышения Москвы.
Властитель Суздаля был человеком спесивым и легкомысленным. Он не мог понять, что прочие русские князья не захотят считаться с ним как с великим князем. И митрополит Алексий затворился в Москве, в Чудовом монастыре, и не собирался ехать во Владимир венчать его на великое княжение. В третий раз отправился Алексий в Орду. Вместе с ним поехали три мальчика.
Как узнал Дмитрий суздальский об их поездке, так опять спешно туда помчался. Из-за «великой замятни» ярлык на великое княжение юный Дмитрий московский получил от одного хана, а взрослый Дмитрий суздальский — от другого.
Споры грозили перейти в кровавую усобицу. Ни Алексий, ни московские бояре не желали упускать из своих рук власть. Они собрали московские полки, к ним присоединились полки других городов, дружественных Москве. И вся рать с тремя мальчиками и митрополитом двинулась на Суздаль.
Взрослый Дмитрий испугался, сложил оружие и целовал крест на том, что никогда не будет искать великого княжения.
Так мальчик Дмитрий в возрасте двенадцати лет, в 1362 году, стал великим князем всея Руси.
И сказал о том летописец:
«И сяде на великом княжении в Володимери князь великий Дмитрей Иванович на столе отца своего и деда своего».
А два года спустя Дмитрий суздальский опять сумел получить ярлык на великое княжение от очередного хана. Но достаточно было москвичам снова двинуть свои полки, чтобы Дмитрий суздальский, просидев на владимирском столе всего двенадцать дней, покорился, пошел на переговоры.
Он отдал свою дочь Евдокию за юного Дмитрия московского.
Этим браком, к радости всех людей русских, скреплялся мир между враждовавшими сторонами.
Свадьба была торжественно и пышно отпразднована, но не в Суздале и не в Москве, а в Коломне.
Всего пару строк уделяют летописи пятнадцатилетней жене Дмитрия Евдокии, и все же за этими строками можно разгадать, как нежно и чисто любила она своего мужа, который был ее моложе на несколько месяцев. И он столь же нежно любил свою юницу, как называли тогда молодую жену.