Сказания о земле Московской
Шрифт:
В том же «Слове» приводится завещание Дмитрия: он особо благодарил бояр за верную службу, называл их ближайшими советниками во всех государственных делах. А своего старшего сына Василия и других сыновей призывал: «…бояре своя любите, честь им достойную въздающе противу служению их, без воля их ничто же творите [40] . Приветливи будете к всем». «К всем», значит, речь тут идет не только о боярах, а и о горожанах, о крестьянах.
Своему старшему сыну Василию Дмитрий «предат в руце его великое княжение, яже есть стол отца его, и деда, и прадеда… И дал есть ему отчину свою — Русскую землю». Не одну Москву, а землю
40
Примерно в таких же выражениях раньше говорилось о боярах и в завещании Семена Гордого.
В завещании Дмитрия были знаменательные слова: «А переменит бог Орду, дети мои не имут давати выхода в Орду». Эти же слова повторились и в договорной грамоте Дмитрия с Владимиром Андреевичем серпуховским. Значит, московский князь надеялся, что в будущем прекратится отправка столь опостылевшей всем русским людям дани, надеялся, что Орда «переменится», то есть настолько ослабнет, что можно будет решиться поднять на хана меч…
Похоронили Дмитрия в Архангельском соборе Кремля, рядом с гробницами его отца, дяди и деда. «И плакашя над ним… весь народ от мала и до велика, и несть такова, кто бы не плакал, и пениа не слышати в мнозе плачи…»
Да, горе по кончине Дмитрия было поистине всенародным. Скорбели люди по всей Руси…
Только высшие церковные иерархи не горевали. Издавна принято было хоть сколько-нибудь значительного князя после смерти «канонизировать», то есть провозглашать святым. Дмитрий, так много добра сделавший для земли Московской и для всей Руси, но враждовавший с духовенством, тогда не был удостоен этого высшего в глазах церкви сана. И лишь когда отмечалось тысячелетие крещения Руси, православная церковь провозгласила его святым.
Велики были заслуги Дмитрия перед народом русским. И хоть не достиг он того, к чему стремился всю свою жизнь, не добилось его воинство свержения монголо-татарского ига, но подготовлена была для того почва. Завершили его благородное дело следующие поколения русских людей.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Поднимается град Москва
1
Рядом со своим знаменитым отцом Василий Дмитриевич казался чересчур осторожным. И бояре московские перешептывались между собой, нередко вспоминали славное имя Дмитрия Донского, его деяния, подвиги, мудрость.
На самом деле и Василий был столь же проницательным государственным мужем. Но время теперь наступило иное, относительно мирное. Окруженный дальновидными советниками-боярами, Василий уверенно продолжал следовать по стопам своего отца, твердо держал в своих руках власть.
Московских посадских поражала непривычная роскошь его великокняжеского двора. Сумел Василий Дмитриевич обставить свои палаты куда богаче, нежели было при его отце, и пиры задавал пышнее. Сам-то он, может, и жил бы скромно, но супруга его, не по обычаям того времени, всюду и везде стремилась показать себя государыней.
Уже говорилось, что еще мальчиком Василий был оставлен своим отцом в Орде, у хана Тохтамыша, как заложник, а через два года он бежал. Пришлось ему блуждать по южнорусским степям, оттуда попал он в Молдавию, потом в Литву, в город Вильнюс. Там его приметил Витовт, двоюродный брат польского короля Ягайло-Владислава.
В тот год, 1389-й, в разгар борьбы за власть в Литве между потомками Гедимина, Витовт еще не был великим князем литовским. Только через три года ему удалось достичь своей цели и стать наместником Ягайлы. Но действовал он самостоятельно, как единовластный повелитель Литвы.
Вся его жизнь протекала в борьбе — победы, поражения, опять победы, мирные договоры то им заключались, то нарушались. Он трижды менял веру. На берегах Ворсклы его войско было побеждено татарами. И вновь он вел полки — на немецких рыцарей, на короля Ягайлу, на Псков, на Новгород, на западе разрушил несколько крепостей немецких рыцарей и расширил пределы литовские, на востоке дважды брал Смоленск, подчинил Смоленское княжество, подвел рубеж литовский к самому Можайску. С его именем связана знаменитая битва при Грюнвальде 15 июля 1410 года. Не слабовольный и трусливый польский король Ягайло-Владислав, во время сражения укрывшийся где-то позади полков, а он, Витовт, возглавил соединенные силы поляков, литовцев, чехов и смоленских русских, когда были наголову разбиты немецкие рыцари…
Юный Василий увидел в Вильнюсе дочь Витовта — Софью. Вернувшись в Москву, он рассказывал отцу и матери о своих злоключениях и помянул имя Софьи.
Дмитрий и его бояре посмотрели на предстоящий брак как на дело государственной важности. Будет между Москвой и Литвой великая дружба. Хотя кое-кто из бояр сомневался: больно уж любит властвовать королевский двоюродный брат. Не вознамерится ли он взять Москву под свою державную руку?
В Литве предстоящий брак тоже приветствовали. А московские послы в Литве и литовские в Москве повели тайные беседы. Внезапная кончина Дмитрия прервала переговоры.
Когда Василий стал великим князем московским, то после положенного срока печали он отправил в Вильнюс торжественное посольство — трех знатных бояр-сватов. Витовт принял послов милостиво и отпустил с ними свою дочь.
«Бысть пир велик», — заметил летописец о празднествах в Москве зимой 1390 года по случаю свадьбы Василия Дмитриевича с литовской княжной Софьей Витовтовной.
В Тверской летописи так говорится: «Тое же зыми (зимы) женися князь великый Василий. У Витовта Софью поня (взял) добрую: добрый нрав име отцевь».