Сказания о земле Московской
Шрифт:
Ремесленникам, чтобы спокойно и успешно изо дня в день трудиться, нужен был мир и покой. Это могла им дать сильная власть. Чья власть? Только московская!
Оттого-то среди ремесленников Новгорода и Пскова, а также Торжка, Костромы, Нижнего Новгорода было много сторонников Москвы, оттого-то некоторые из них покидали родные обжитые места и переселялись в Москву. Число ее жителей с каждым годом росло.
6
Ордынские смуты затихли, когда всю власть взял в свои руки темник Едигей. Он не был потомком Чингисхана и, как некогда Мамай, самолично ставил покорных его воле ханов-чингизидов.
Сказал про него летописец:
Приумножение Москвы не могло не тревожить Орду. Едигей желал восстановить прежние, унизительные для Руси порядки. Да еще он злобился на великого князя Василия Дмитриевича, который при очередных сменах ханов и не думал ездить за новыми ярлыками в Орду и братьев своих не посылал, а дань — когда платил, когда задерживал. Если ордынские купцы приезжали в Москву, то на торгу и на улицах их, случалось, оскорбляли, насмешничали над ними. Понимали в Орде, что растаял на Руси прежний страх перед ханами.
Едигей в пространном послании высказал Василию Дмитриевичу многие обиды: «Вы царевых послов на смех поднимаете, а торговцев такоже на смех поднимаете, да велика им истома чинится от тебе, и то не добро…»
В ответной грамоте Василий Дмитриевич отрицал обвинения. Ответ показался Едигею высокомерным и дерзким, и он решил Москву наказать.
В 1408 году собралась большая рать, и Едигей распустил слух, что идет войной на Литву, а сам, как некогда хан Тохтамыш, повернул на север и спешно пошел на Москву, собираясь напасть на нее внезапно.
В Москве слишком поздно узнали о приближении врагов. Василий Дмитриевич отправился собирать войско на Волгу к Ярославлю и Костроме. А в Москве остался старшим воеводой его двоюродный дядя Владимир Андреевич серпуховской. С небольшой ратью он заперся в Кремле, а все московские посады, чтобы не было врагам укрытия, приказал сжечь.
Со скорбью говорил летописец о московском пожаре перед нашествием Едигея:
«Жалостно же бе зрети, иже многолетными времены чюдныя церкви съзидани бяхуть и высокими стоянми величества града украшаху, в един час в пламы всходяща, также величество и красота граду и чюдныя храмы огнем скончавающеся».
Едигей убедился, что белокаменные стены неприступны. Его тумены обложили их со всех сторон и собрались взять Кремль измором. Отдельные отряды посылались по соседним городам и весям, грабили и жгли их. Так были сожжены Переславль-Залесский, Ростов, Дмитров, Серпухов, Верея.
Целый месяц ордынцы осаждали Кремль. Едигей потребовал у Твери помощи, но тверской князь Иван Михайлович совсем не хотел ссориться с Москвой и потому медлил посылать полки Едигею, да еще ссылался на свою болезнь.
Между тем в Орде поднялось восстание; узнав о том, хитрый Едигей предложил осажденным откупиться. Те, не ведая, что Едигею пришлось туго, с готовностью отдали ему три тысячи рублей. Он снял осаду и спешно отступил к Сараю-Берке.
Только три года спустя Василий Дмитриевич поехал в Орду получать ярлык. Эта его поездка была обставлена с пышностью еще большей, нежели прежние поездки великих князей московских.
Москва желала показать Орде, что отправился великий князь не на поклон к хану, не покорным его служителем, как ездили, бывало, русские князья, начиная с Ярослава Всеволодовича и его сына Александра Невского. А поехал могущественный государь земли Московской договариваться о беспрепятственной и выгодной обеим сторонам торговле без тяжелых пошлин, договариваться о разрешении возможных споров мирными путями. И все же обязался Василий Дмитриевич дань продолжать платить, хоть и меньшую.
В Орде поняли, каков сын Дмитрия Донского, какая сила выросла в лесных землях за донскими и за волжскими степями. Нет, чем ссориться, лучше с этой соседней силой жить мирно.
А Василий Дмитриевич пообещал и дань посылать, и купцов татарских охранять, и брать с них малую пошлину.
Татарские вельможи подарки от него приняли. Получив ярлык из рук очередного хана, Василий Дмитриевич отправился в обратный Путь.
Долго он княжил. За годы его княжения поднялось могущество Руси, умножился стольный град Москва.
Были тогда и темные, беспокойные страницы истории, такие, как угроза нашествия Тимура, как «нелюбие» между Москвой и Новгородом, как распри с Литвой, как, наконец, внезапное нашествие Едигея…
И было много светлого в те годы…
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
И было много светлого на Руси
1
О темном — о Тохтамышевом разорении, о ежегодной дани-выходе, о личных своих невзгодах — не хотелось ему вспоминать. Вновь и вновь его мысли возвращались к битве на Куликовом поле. Сражался ли он сам на берегах Дона или был сыном воина, павшего в борьбе за вольность Руси, — тоже не суть важно. Они все надеялись на светлое, но неопределенно далекое будущее.
После Куликовской битвы русский человек по-новому стал смотреть на жизнь.
Теперь он был убежден, что недалеко то время, когда сгинет ненавистное иго. Вспоминая деяния великого князя московского Дмитрия Донского, он думал про себя: кабы не скончался князь Дмитрий столь безвременно, то не через год, так через пять лет либо через десять, а своею мудростью, дальновидными действиями, уговорами, повелениями, а то и силой оружия он сплотил бы под державною рукой Москвы многие из русских земель и двинул бы на Орду рать соединенную и куда более численную, нежели в славный час Куликовской победы…