Скажи, что простишь
Шрифт:
В общем, собралась, перед зеркалом покрутилась. Поворчала на саму себя.
Нескладная я какая-то, неуклюжая, но зато бойкая:
— Сойдет, — и отправилась праздновать, задорно гремя пакетом с шампусиком.
Праздновать мы собрались дома у одного из Славкиных знакомых – Марата. Двухэтажный коттедж с сауной, полным баром и бильярдной был в нашем полном распоряжении. Нас самих – человек тридцать, из которых я знала в лучшем случае треть. Самого Славку, Марата, который в очередной раз подбивал ко мне клинья, сильно беременную Свету и еще нескольких
Лично я очень старалась погрузиться. Изо всей дурацкой мочи. Плясала, смялась больше всех и пела, так громко и старательно, что меня вынесли из зала и, пока я отбивалась от фанатов моего творчества, спрятали микрофон.
Светка тихонько сидела на диване, обложенная подушками – одна под поясницей, вторая под ногами – и уничтожала запасы мандаринов. Вроде улыбалась, но в глубине красивых глаз нет-нет, да и проскакивала тоска.
Ради подруги приходилось прятать свою собственную печаль, натягивать маску неутомимой дебоширки и веселиться. На этом празднике хватит одного грустного ослика Иа. Моя задача – поддержать. И я поддерживала, не замечая того, как у самой колет за ребрами, игнорируя спазмы в сердце и периодическое исчезновение кислорода.
Все хорошо. Друзья отличные, работа любимая, праздник веселый, да еще и алабай не отгрыз мне ногу. Чего еще от жизни хотеть?
Вроде нечего. А все равно хотелось.
В какой-то момент, я обнаружила себя на улице, за домом по колено в снегу и с сигаретой в руках, хотя в принципе не курю. Не помню у кого я ее отжала, а главное зачем. Просто держала, зажав между пальцами и смотрела, как тлеет красный огонек, и как кусочки пепла неспешно падают на белый снег.
Скоро полночь, все будут загадывать желания, а я свое даже вслух не могу произнести. Потому что оно неправильное, неисполнимое, ненужное.
Я хочу к Егору. Несмотря ни на что хочу к этому мерзавцу. Когда мы были вместе, грезили, что проведем этот праздник только вдвоем. Либо в ванной, наполненной шампанским, либо на горнолыжке, либо наоборот там, где лето круглый год.
Воспоминания об этих мечтах ранят так сильно, что не могу нормально дышать. Чувствую себя разобранной, несчастной и очень одинокой. Думала, что давно переболела им, перебесилась, но стоило его увидеть и накрыло заново. Никуда эти чувства не делись, все здесь, во мне, в сердце.
Ненавижу.
Его, за то, что растоптал мечты, себя за то, что не могу отпустить. Даже сейчас, вместо того чтобы надавать себе по щекам, нырнуть с головой в сугроб и освежиться, я думаю о том, что хочу услышать его голос.
Если я позвоню и поздравлю бывшего…ничего страшного? Мы ведь не враги, тем более он спас меня от Дружка. Можно еще раз поблагодарить и заодно сказать несколько приятных слов. Можно ведь? Это не будет выглядеть слишком жалко и навязчиво?
Телефон в кармане гудит и щекочет замерзшую ляжку, а я вздрагиваю, и одновременно с этим сердце пускается вскачь. Не знаю почему, но мне кажется это Егор! Он почувствовал,
Не знаю, с чего я так решила. От волнения и предвкушения меня про бомбит. Пока достаю замерзшими непослушными пальцами телефон, чуть дважды не роняю его в снег. Наконец, справляюсь.
Звонка нет, зато есть сообщение.
Тоже хорошо. Я даже сообщению буду рада. Лишь бы от него.
Я почти угадываю. Сообщение связано с Егором. Только оно не от него, а про него. С того же незнакомого номера, с которого когда-то прилетели свидетельства его неверности.
Наверное, вообще надо все удалить, чтобы не нервировать себя, но горькое любопытство пересиливает. Я не дышу, нажимая на желтый конвертик. Не моргаю. Не живу.
Там вереница роликов по десять – пятнадцать секунд, к которых Малов веселится в костюме Деда Мороза. Вернее, от костюма там только борода, колпак и красные труселя, но девкам, с которыми он проводит время, все нравится. Они пищат от восторга и тянут к нему свои лапы.
Я на репите прокручиваю тот ролик, где видна физиономия Егора. Ему очень весело, и точно не до поздравлений от бывшей, быстро приевшейся жены.
— Черт! — шиплю, потому что сигарета дотлела до самых пальцев и прижгла кожу, — черт.
Выкидываю окурок, телефон сую обратно в карман и, смахнув со щек растаявшие, почему-то солёные снежинки, возвращаюсь обратно.
Все прекрасно, все просто отлично. Самое время для веселья.
Главное не сдохнуть от разрыва сердца
***
Время неумолимо несется к полуночи. Народ веселится, я не отстаю. Не хватало еще из-за бывшего мужа киснуть, ведь как год встретишь, так его и проведешь, а я не хочу проводить больше ни дня в душевных терзаниях и печали. Хватит уже, пора окончательно отпустить.
Наша повторная встреча была напоминанием о том, кто есть кто. Егор не плохой. Бойкий, смелый, заводной. Просто не мой. Вот и все.
Я наступаю на горло собственной ревности, затыкаю ее грубо и безжалостно, и заставляю себя от чистого сердца пожелать Малову всего хорошего.
— Счастья тебе, скотина озабоченная, — шиплю над бокалом шампанского, когда куранты отбивают двенадцать, — баб побольше, таких какие тебе нравятся. И чтобы сил на всех хватило, и чтобы крючок не подвел…ну и поноса острого для веселья нескончаемого.
Ладно, так себе пожелание вышло. Не спорю. Зато от чистого сердца.
После полуночи выносят гигантское блюдо с шашлыками, и они немного смиряют меня с жестокой действительностью. Ароматно, горячо. Чего еще надо? Одна только радость и осталась – пожрать повкуснее.
Правда от пожрать повкуснее растут бока и пузо, поэтому я все-таки решаю подвигаться и выползаю на танцпол.
Под залихватское «новый год к нам мчится», скачу как бешеный сайгак. Потом нахожу микрофон и снова радую народ своим гениальным исполнением. Когда я вытягиваю знаменитое «гоу он» из Титаника, у половины народа начинаются конвульсии.