Скажи им, мама, пусть помнят...
Шрифт:
На следующий день стало ясно, что Саву арестовали, а его квартиру полицейские превратили в западню: каждого, кто приходил к нему, сразу же арестовывали. Так в руки полиции попали трое наших ребят. Враг нанес нам удар.
Я долго размышлял о случившемся, чувствовал себя виноватым в том, что мог стать причиной гибели Малчика, а он смеялся:
— Не ставь себе этого в вину. Не может так легко пропасть маленький человечек в широкополой шляпе.
СОВЕСТЬ РЕМСИСТА
Маленькая комнатка Васко в Каршиаке заполнилась молодежью.
Тошко вышел во двор, несколько раз обошел вокруг дома, осмотрел улицу. Убедившись в том, что поблизости нет подозрительных лиц, вернулся в комнату и сообщил:
— Товарищи, на улице все спокойно, думаю, что можно начинать заседание. Хозяин еще не вернулся, но даже если он и появится, то это не опасно, он неплохой человек.
На заседании предстояло обсудить только один вопрос: поведение Стоянчо.
Стоянчо выполнял ответственные задания и являлся одним из активных ремсистов в городе. Он был портным, жил бедно, как и все подмастерья в квартале Капана: с утра до вечера сидел склонившись над портняжным столом в мастерской. Единственным его развлечением были встречи с товарищами, ужины в небольшом кабачке дяди Гошо или прогулки по берегам Марины и в Каршиаке, где собирались сельские ребята, недавно пришедшие в город. Сейчас нам предстояло обсудить его поведение. Стоянчо обвинялся в том, что злоупотребил доверием организации, растратил ремсистские деньги.
Заседание открыл Васко, предоставив слово Стоянчо.
Стоянчо не решался даже взглянуть нам в глаза. Смущенный и расстроенный, он все время смотрел в землю. Он так и не сказал нам ничего в свое оправдание.
Ему поручили распространить среди подмастерьев в квартале Капана марки на сотню левов, а принес он меньшую сумму. И сейчас бедный подмастерье не мог объяснить, куда делись остальные деньги.
Одни предполагали, что он их пропил, другие — что потратил на девушек.
Стоянчо питался тем, что получал из родного села в дни, когда оттуда кто-нибудь приезжал в город на базар или по делам. Самая большая роскошь, которую он себе позволял, — это фасолевый суп в кабачке дяди Гошо или кусок белого хлеба, купленного в пекарне. То ли ему пришлось заплатить какой-то долг дяде Гошо — содержателю кабачка, то ли он купил себе что-нибудь на базаре, Стоянчо не признавался. Опустив голову, он только твердил:
— Товарищи, судите меня, я виноват! У меня нет этих денег, и все тут! Но должен сказать, что я не вор, что я честный человек. Решайте, как хотите.
Первыми высказали свое осуждение Васко и Тошко. Осудили Стоянчо и другие товарищи. Все сошлись на том, что Стоянчо виноват и должен быть исключен из организации.
Так мы и поступили. Исключили Стоянчо из РМС. Он больше не встречался с нами, да и мы сторонились его. Об этом узнали все наши ребята, и кое-кто даже намекал:
— Смотрите, как бы он не стал провокатором. Что тогда будем делать?
Прошло несколько недель с того дня, как Стоянчо исключили из РМС. Кроме нас, он не имел друзей. Наши ребята из города отворачивались от него. Сторонились его и ремсисты из сел, которым тоже стало известно об его исключении из организации.
Стоянчо и сам стал избегать встреч с ремсистами. Перестал посещать и кабачок дяди Гошо. Куда он ходил, где питался — никто не знал.
Однажды Иисус, секретарь окружного комитета
— Что стало с парнем, которого вы исключили?
— Мы потеряли его из виду! С тех пор он нигде не показывался.
До этого мы с Иисусом часто встречались на квартире у Стоянчо, проводили заседания, оставались ночевать. Стоянчо знал, что мы находимся на нелегальном положении, и, несмотря на это, предоставлял свою комнатку в наше распоряжение и всегда готов был услужить нам, чем мог.
— Послушай, Моисей [8] , ошиблись вы с тем парнем. Стоянчо честный человек. Нужно глубже вникнуть в суть вопроса. Может быть, в данном случае с его стороны не было сознательного злоупотребления деньгами. Давай-ка сходим к нему.
8
Один из подпольных псевдонимов автора. — Прим. ред.
— Я-то согласен с твоим мнением, но так решили товарищи. Однако, если ты предлагаешь, давай сходим. Уверен, что он обрадуется, увидев нас.
Мы застали Стоянчо одного. Он встретил нас, не скрывая радости, но все время смотрел в землю. Мы чувствовали, что он страдает, но не находит в себе сил признаться во всем. Всю ночь мы обсуждали события в стране, говорили о политике, но вопроса о его исключении не касались.
Через несколько дней мы снова решили его навестить, но хозяйка вышла к нам во двор озадаченная:
— Вот уже больше недели, как он не показывался. Даже не сказал, куда уходит. Может, он отправился к себе в село? Где он, даже его сосед по квартире не знает.
Мы расспросили мастера, у которого он работал, зашли в кабачок дяди Гошо — никаких следов. Некоторые предупреждали нас, как бы он не выдал всю организацию, другие уверяли в том, что он стал агентом полиции.
Прошло еще несколько недель.
Все стало ясно, когда однажды появился Стоянчо, разодетый, как барон: в элегантном костюме, мягкой шляпе, новых ботинках и с большим портфелем в руках. Откуда только взялся этот новоиспеченный буржуй? Кое-кто даже принял его за полицейского и перепугался. Но правда заключалась совсем в другом.
После продолжительного размышления о своем поступке Стоянчо убедился в том, что не в состоянии доказать свою невиновность. И тогда он решил любой ценой раздобыть деньги и вернуть организации во много раз большую сумму.
И он отправился в Софию. Целыми днями бродил по улицам, плутая по большому городу, в который попал впервые, и однажды ночью через подвал забрался в солидный магазин одежды и обуви и оказался перед железным сейфом. Как ни старался Стоянчо, но открыть сейф не мог. Так продолжалось час или два, пока дверка сейфа вдруг не открылась. Посмотрел Стоянчо и удивился. Сейф оказался набитым банкнотами! Не теряя времени, он взял с полки портфель и доверху наполнил его деньгами, затем выбрал себе элегантный костюм, обувь и вышел. Полицейский, стоявший на противоположном тротуаре, отдал ему честь. Стоянчо предупредил, чтобы тот лучше сторожил магазин, обещав ему вознаграждение. На следующий день Стоянчо побывал в трех ресторанах, так как ему казалось неудобным наедаться, как того хотелось, в одном, и вечером вернулся в Пловдив.