Скажи миру – «нет!»
Шрифт:
– Эх ты! – Она щелкнула меня по лбу. Больно, аж звон в ушах послышался. – Там болота!
Она намеревалась щелкнуть еще раз, но я поймал ее руку и ловким толчком опрокинул девчонку на спину. Танюшка не менее ловко пихнула меня в живот, полусерьезно вывернулась из захвата; я все-таки скрутил ее и, присев на живот, прижал раскинутые руки девчонки к земле. Танька сердито шипела – она ненавидела проигрывать даже в шутку.
– Попалась, – удовлетворенно объявил я.
– Попалась, – согласилась Танюшка, тут же дернулась изо всех сил, но я со злорадным смехом удержал ее. – И какая
– Я буду тебя насиловать, – пообещал я. – По праву победителя.
– Испугал! – дерзко фыркнула девчонка.
– Свяжу, – я устроился на ней поудобнее, – раздену… нет, раздену, свяжу и надругаюсь изо всех сил.
– Немногочисленных, – заметила Танька, и я не успел опомниться, как слетел с нее, сброшенный ловко закинутой на шею ногой – уроки самбо даром не пропали. Теперь мы поменялись местами. Я мог бы скинуть Танюшку, но вместо этого остался лежать. Было приятно видеть ее улыбку и даже ощущать ее вес.
И я понял, что мы действительно перезимовали. Пережили это страшное время. Остались живы.
Правда – не все. Но эта мысль только подстегнула меня. Танюшку, похоже, – тоже. Во всяком случае, уже через минуту мы освободились от лишней одежды (ото всей), и Танька что-то шептала, задыхаясь, мне в ухо. Зря она говорила про «немногочисленные силы», ой, зря! Когда я свалился наконец рядом с ней, Танюшка жмурилась в весеннее солнце, как облопавшийся сметаны котенок. Я провел ладонью по ее вздрогнувшему животу (ну и пресс накачала!) и ниже – естественным плавным движением.
– Хватит, хватит! – Танюшка засмеялась, но руку не оттолкнула и расслабилась, позволив мне делать все, что хочется. Правда – сейчас я временно не был способен на что-то серьезное, если честно. – Вот тебе и книжный мальчик. – Она лукаво покосилась на меня.
– Не очень-то я и книжный, – не обиделся я.
– Да, пожалуй, – согласилась Танюшка задумчиво. – Там тебя могли так назвать только те, кто тебя плохо знал… Спокойный, тихий, вежливый, а где сядешь, там и слезешь…
– Спасибо. – Мне стало смешно, но я поблагодарил искренне. И тут же добавил: – Но вообще-то, познакомься ты со мной на пару лет раньше, я бы точно показался тебе книжным. Я таким и был.
– На пару лет раньше я всех мальчишек презирала, – призналась Танюшка. – Кроме Черныша, он тогда щенком был… А помнишь, – оживилась она, – как ты в феврале подрался около кинотеатра?
– Помню, – улыбнулся я. – Из-за тебя, кстати.
– А я о чем? – кивнула она. – А вот интересно, что бы ты сейчас сделал с тем парнем?
– Не знаю. – Я пожал плечами и, подумав, спокойно добавил: – Сейчас я бы, наверное, его убил. Еще до того, как он замахнулся.
– Да, пожалуй, – согласилась Танюшка. И хмыкнула: – Тебя, кстати, это не пугает?
– Кстати – нет. – Я лег поудобнее. – Пусть не замахивается… Ты вообще, Тань, вот подумай – насколько лучше было бы в мире, если б каждый знал, что в ответ на грубость или жестокость его могут немедленно убить. Подумала?
– Вполне, – ответила она и вдруг приподнялась на руке: – Олег, сюда кто-то бежит… Олег, Фирс бежит!
– Черт. – Я сел, потянул к себе одежду и оружие. Танюшка лениво прикрылась курткой.
Олег в самом деле спешил. Бежал, с разбегу прыгал с камня на камень, придерживая свою валлонку. Увидел нас, замахал рукой и, остановившись, крикнул:
– Олег! Скорей! Наши грызутся!
«Грызлись» – это было не то слово. Особенно странно и страшно это выглядело потому, что, когда я уходил, все в общем-то оставалось вполне спокойным и обычным…
…Никто даже не сидел. Все стояли на ногах. Саня и Сергей замерли друг против друга, в руках у них были клинки, оба они стояли вздыбленные и оскаленные, как весенние волки. Вадим – с приклеенной улыбкой, безоружный – ну конечно! – стоял между ними, широко расставив ноги и разведя руки, словно упираясь в грудь и тому, и другому. За спиной Сани стояли, держа руки на рукоятях, Бэн и Сморч. За спиной Сергея – в той же позе – Басс и Олег Крыгин. У Джека и Серого тоже в руках сверкали клинки, но они держались чуть в стороне. Остальные мальчишки и все девчонки кольцом охватывали место стычки. Девчонки испуганно молчали – это был плохой признак, они даже не пытались растащить ребят; значит – все было очень серьезно.
– Ты скотина и интриган! – орал Сергей. – Думаешь, хороший момент выбрал?! Да?! Да хрен тебе, хрен тебе по всей морде!
– Кретин! – непривычно рявкал Саня. Он покраснел (при его смуглой коже – потемнел), на лбу поблескивал бисер пота. – Тебе мало этой зимы?! Тебе мало Крита?! Тебе мало нашего крестового похода?!
– А тебе мало власти над твоими додиками?! – заорал Сергей. – Получай, сука! – и под общий вопль сделал глубокий выпад.
Клинок скользнул по вскинутой руке Вадима, по наручью. Я, пробив телом кольцо ребят и девчонок, в последний момент ударом голого кулака отбросил клинок Сани. Тяжело лязгнула валлонка Бэна о длинную шпагу Олега Крыгина, но подскочивший Джек страшным ударом бастарда снизу вверх вышиб оружие у обоих, что-то выкрикнув по-английски… Перед самым моим лицом сверкнула валлонка Сани, дальше мой взгляд наткнулся на его чокнутые глаза…
…шпага опустилась. За моей спиной в руках Вадима рычал и извивался Сергей. Сморч держал в руках гизарму боевым хватом. Шрамованное лицо Басса, палаш – на плече… но так его кладут для удара сверху вниз, а не для мира.
– Стоять всем, – раздался мой голос, и этот голос отдавал синеватой сталью. – Убрать оружие. У кого увижу в руке клинок по счету «три» – разрублю руку. Раз…
Вразнобой зашуршали уползающие в ножны клинки. Произнеся «три», я швырнул, не глядя, в ножны свой палаш и краем глаза отметил, что Олег Фирсов встал возле Сморча.
– Так, – закрепил я победу, но мерзкое чувство нарастало, как лавина. – Что происходит?
– Олег!.. – Сергей захлебнулся уже одним этим словом.
Презрительно улыбаясь, Саня отчеканил:
– Я просто хотел бы узнать, какое приключение ты придумал нам на это лето? Пойдем рейдом по Африке? Или рванем в Среднюю Азию? Что, княже, прикажешь? Мы свои головы завсегда сложить готовы! – и он истово поклонился в пояс.
– Ты что несешь? – тихо спросил я.
Саня продолжал улыбаться: