Скажи миру – «нет!»
Шрифт:
– Попробуем?
Я оглянулся. Танюшка стояла позади с кордой в руке, широко расставив ноги.
– Давай. – Я взялся за рукоять палаша. – С этого и начнем празднование Нового года. Досрочно…
…Мы дрались «для красоты». Такие схватки хорошо смотрятся со стороны, восхищая и ужасая несведущих зрителей, а на самом деле – акробатика пополам со спортивным фехтованием. Можно, например, как в китайских кино, присеть красиво на отставленной в сторону ноге, обеими руками держа поднятый клинком вверх палаш… Красиво, только глупо, потому что у китайца туловище к ногам относится как 1:1, а у белого – как 1:1,5, а значит, в такой стойке у белого центр равновесия начисто разбалансирован. Зачем при этом так держать оружие – не знают даже сами китайцы.
Но
…Ооопп! Избегая Танюшкиного удара, я кувыркнулся с опорой на левую руку, и Татьяна даже захлопала в ладоши, хотя кувыркаться учила меня как раз она сама. И так же, хлопая, плавным перекатом ушла от моего выпада.
– Красиво, – оценил я, отдавая честь палашом и вонзая его в песок. – Поборемся?
– Давай лучше сразу, – предложила девчонка, так же вонзая свою корду.
– Что сразу? – не понял я.
– То, чем кончится наш спарринг. Чего тянуть?
– Татьяна Бурцева, вы испорченная девчонка, – покачал я головой. – Ну, Тань, я серьезно, просто хочу кое-что припомнить!
– Ну… – Она усмехнулась. – Н-на!
Я еле уклонился от страшного – без преувеличения! – хлеста ногой в голову. В самбо и боксе, которыми мы занимались, ничего подобного не было, но Танюшка во время наших нескольких «сеансов» общения с французскими компаниями усердно училась у них саватту, что в сочетании с навыками гимнастки давало сокрушающий эффект. В следующую секунду, подпрыгнув, я спасся от обманчиво плавного низкого удара в голень.
– Ого…
Танька, опершись на ладонь, выкинула вверх – мне в голову – левую ногу. Я нырнул под нее, подсек ей другую ногу и опорную руку своей ногой, но она не упала, а ловко перекатилась через плечо – и встала на ноги. На губах у нее была усмешка.
– Продолжим сеанс?
– Ты для меня слишком ловкая, – ответил я, любуясь ее собранными движениями. – Но попадешься мне в руки – берегись!
Никогда в жизни не писал стихов. Первый раз и, по-моему, нескладно. Мы сидели с Татьяной над берегом Волги, и я читал ей эти стихи по-немецки, не глядя на нее, а потом посмотрел и увидел, что у нее в глазах звезды. И звезды эти дрожали, как во взволнованных озерах…
– У тебя была любимая? – спросила она.
Я ответил правду и рассказал про Эльзу. Странно, но ее тень не легла между нами. Ведь, если подумать, я-то у Эльзы так и остался… И там мы с Татьяной едва ли могли бы испытывать друг к другу хоть что-нибудь, кроме ненависти. Неделю назад мы узнали, что наши войска уже два месяца как вошли в Россию.
До сих пор мороз по коже, как вспомню, чего мне стоило не допустить схватки. Хорошо еще, не все похватались за оружие…
Нет, не хочу об этом.
Потом мы целовались. Она сперва начала меня отталкивать и, по-моему, сильно испугалась. А целоваться она не умела вообще… Кусочек радости в мире, по-моему, не слишком-то радостном. Моя девушка из Северной Страны.
Коза, которую я подстрелил, сорвалась с откоса. Я был уверен, что она упала в море, но, для очистки совести осторожно подойдя к краю обрыва, увидел, что она лежит метрах в двадцати внизу, в мелкой прозрачной воде заливчика.
Я плюнул. Высоты я боялся ничуть не меньше, чем раньше, но вид добычи меня раздражал, кроме того, чуть правее того места, где я стоял, скалы вроде бы позволяли спуститься вниз без особого риска… и даже подняться обратно с добычей… А лучше даже не так. Я снял с плеча моток веревки и, закрепив ее за надежный камень, сбросил вниз. Хмыкнул – хватило за глаза – и, примерившись, полез вниз.
Как обычно бывает, спускаться оказалось даже легче, чем представлялось сверху. Я соскочил в мелкую теплую воду – тут она даже не доходила до верха моих сапог – и, подцепив конец веревки, начал обвязывать ею козу.
Я закончил эту несложную работу и, распрямившись, повернулся.
С расстояния вытянутой руки на меня смотрели два холодных, монолитно-черных глаза, выпуклых и бесстрастных, словно отшлифованные кусочки антрацита.
Глаза принадлежали двухметровому туловищу, похожему на туловище мокрицы. Только у мокриц не бывает вдобавок еще и длинных суставчатых щупалец, увенчанных клешнями. Раздвинутая, каждая из них была больше моей головы. Пониже черных глаз пульсировал диафрагмоподобный рот.
Это существо молчало. Оно вообще не имело никакого отношения к нынешнему миру и могло выжить только в теплых лагунах вот таких островов – с незапамятно древних времен, более давних, чем времена динозавров. Это был ракоскорпион, хозяин силурийских морей.
Мы смотрели друг другу в глаза около секунды. После этого я метнулся в сторону, смачно щелкнула клешня, а я выхватил свой складник и раскрыл его отработанным движением.
Ракоскорпион соскользнул, засуетившись, в мелкую воду и с такой быстротой ринулся ко мне, что я едва успел уберечь ноги, испытывая не страх, а скорее омерзение. Снова щелчок – возле бедра. На этот раз я прыгнул не от него, а к нему и всадил короткий клинок ножа – раз, два, три! – в голову между глаз.
Есть. Все. Кажется, я угодил в нервный центр, потому что ракоскорпион изогнулся в дугу, резко распрямился, взбив воду, и застыл.
Все еще не сводя глаз с трупа, я прополоскал и вытер нож. Потом полез наверх, вытягивать козу…
…Мальчишка сидел на том камне, возле которого я привязал веревку, и я напрягся в полном непонимании. Странно, но сперва я узнал куртку. А самого мальчишку узнал, когда он повернулся ко мне лицом.
– Север! – вырвалось у меня.
Игорь Северцев кивнул и, улыбнувшись, встал. Я шарахнулся от него, споткнулся и почти упал, с ужасом глядя на своего убитого друга, в его красивое, благородное лицо. А еще – он был безоружен. Совсем безоружен.
– Север, – повторил я, сцепляя за спиной пальцы так, что они захрустели. – Это ты? – Он кивнул. – Не может быть, – убежденно сказал я и содрогнулся нервно, повторил: – Не может быть. Ты же погиб.
Он протянул мне руку, знакомым жестом быстро сдернув с нее тугую перчатку.
– Нет. – Я замотал головой. – Я боюсь. Ты же мертвый, в конце концов!
– А ты? – негромко спросил он.
– Я? – не понял я.
– Ты живой? – Вопрос до такой степени заставил меня растеряться, что я глупо пожал плечами. – Не уверен. Я вообще с трудом тебя узнаю, Олег.
– Это я загорел, – буркнул я.
Север кивнул:
– Естественно. Я и зашел посмотреть, где ты тут загораешь. Хорошее место. Только ты с ним не очень монтируешься.
– О чем ты?! – не выдержав, заорал я…
…и поднял голову от камней. Во рту был вкус крови. Я лежал на краю обрыва, лицом в него, и видел тушу козы, обвязанную веревкой. И дохлого ракоскорпиона рядом с ней. Так. Это все было. Я поднялся обратно наверх – и?..
– Сознание потерял, – сказал я вслух. – Хорошо еще, вниз не слетел… А может, окончательно с ума схожу.