Скажи спокойной ночи...
Шрифт:
— Я оставлю тебя в живых. Но умрешь ты сам. — Раздался гулкий выстрел и детектив повалился на землю, тяжело дыша и хватаясь за левое бедро.
В глазах мигом помутнело и так же неожиданно вспыхнула искра, она его ослепила, не давая боли заглушить свое сияние. После наступил туман, густой, как будто его глаза завесила полупрозрачная пелена. Через миг Шерлок почувствовал, как его будто окатило кипятком, а после накатил холод, заставляющий его просто лежать и стонать от леденящих касаний шока. Новой судорогой принесло верную спутницу — боль.
Она
— Приятной смерти, — сквозь звон прозвучавшего выстрела произнес голос и исчез, гулко стукая каблуками ботинок по бетонному полу.
А дальше — боль и темнота, в которой прорисовывались четкие силуэты Розамунд и Джона, единственных ему дорогих людей.
В какой-то миг он почувствовал, как чья-то рука коснулась его руки, окровавленной и бледной, как никогда. Тогда он попытался сквозь слепую пелену, в которую его затянуло, крепче сжать ту самую руку, как будто цепляясь за саму жизнь. Когда эта самая казалось бы спасительная рука коснулась раны, тихо успокаивая, левую ногу свело и Холмс вновь хрипло простонал, совершенно не реагируя на спасительные слова:
«Ш-ш-ш, Шерлок, все хорошо, потерпи, я тут…»
Туман не рассеивался даже тогда, когда его ослепил свет. Неужели он умирает?
Холмс и сам в своем затуманенном рассудке этого не знал. Но когда его боль утихла, позволяя звону в ушах исчезнуть и туману чуть рассеяться, он услышал звук пиканья электронного кардиографа.
Шерлок закрыл глаза. И кажется уснул беспробудным сном. Его с смертью разлучало лишь ритмичное пиканье аппарата, так не хотевшим расстаться с пациентом. В этом бесконечном сне он видел картинки из прошлого. Мэри, которую он не спас, все те, кто был ему так дорог. Редберд…
Воспоминания заглушали небольшую боль, которая отказалась покидать тело детектива окончательно.
Он как будто спал вечность.
Но даже вечность кончается, верно?
Вечность Шерлока кончилась на знакомом голосе, который гулко отозвался в мозгу и разбудил его.
— Только попробуй умереть. Я не знаю, что я с тобой сделаю, если ты умрешь! — этот голос принадлежал Розамунд, которая уже не впервые посещала его за это время.
— Роззи! — окликнул ее Джон, словно то, что она сказала было чем-то порочным.
Шерлок медленно открыл глаза. Первым делом его встретил яркий свет лампы. Он его ослепил, потому что долгое время сна давало о себе знать. Это был правда не сон, а кома. Она была из-за большой потери крови. Первой внезапное пробуждение увидела Розамунд.
— О господи, дядя Шерлок! — вскричала она, удивленно хлопая глазами и подойдя к своему отцу, дернула его за рукав и указала на Холмса.
— Шерлок! Ты бы знал, как нас напугал! — воскликнул Джон, выглядывая за дверь и зовя врача.
— Что? — послышалось из коридора. — Холмс очнулся?
— Шерлок? — послышался голос Майкрофта, который первым ворвался в палату, а за ним прибежал и доктор.
—
Сам Холмс-младший удивлялся: как он не оглох от того звона в ушах и не умер от потери крови или боли? Каждый вечер он мысленно желал Джону и Розамунд спокойной ночи, именно такой, какой он не знал после ранения. Ему снились кошмары, напоминавшие о той боли и этому язвительному
«Приятной смерти»
Через несколько дней Холмсу стало лучше и Джон с Розамунд могли подолгу прибывать у Шерлока, ибо самому детективу уже наскучило здесь лежать, но рана, на зло, не хотела зарастать. Для удобства перемещения, ему дали костыли, хотя сначала у него здорово кружилась голова при подъеме с кровати.
Головокружение уходило, а ранение оставило свои следы. Пуля задела кость, из-за чего ходьба может причинять кое-какие неудобства, нечего и о беге говорить. А какие именно неудобства — возможная хромота, судорога или болезненные ощущения в месте пулевого ранения. Доктор сказал сразу: о беге можно забыть, так как если ходьба будет приносить боль, то какие ощущения будут во время бега?
Пуля лишь тронула кость, но и этого оказалось достаточно.
Джон заверял Шерлока, что ничего плохого не будет, что все это лишь сказки врачей. Но было ли это сказкой? Сном, длинною в жизнь? Холмс сразу вырисовывал в своей голове надпись:
«Ты работать не будешь»
Майкрофт стал чаще посещать его, всячески подбадривая (как только могло Британское Правительство).
Настал день выписки и Шерлок, привычно сидя на кровати, разглядывал свою левую ногу. Такая же как раньше, ничем не отличающаяся от правой. Лишь тем, что эта проклятая левая нога заставила его хромать и испытывать боль при каждом шаге. Он ждал Джона и Майкрофта. Они должны помочь ему спуститься вниз.
Ступенька за ступенькой, пролет за пролетом Шерлок спускался по лестнице, с ненавистной тростью и двумя людьми, подстраховывающие его.
Кое-как пройдя по холлу, все трое сели в машину и водитель направился на Бейкер-стрит 221Б. Миссис Хадсон и Роззи, отпросившаяся со школы, радушно встретили его дома и всем своим видом дали понять, что здесь ему всегда рады.
И вот перед ним его враг: лестница.
«Господи, как я их ненавижу…»
— подумал Шерлок, преодолевая ступеньку за ступенькой и опираясь на перила и трость.
— Привыкнешь, — сказал Джон, следя за тем, чтобы Шерлок ненароком не упал.
— Никогда, — съязвил Холмс, хмурясь и заканчивая свой восход.
Как только Шерлок переступил порог гостиной, к детективу на всей скорости понеслась Розамунд, а коты мирно сидели в кресле сыщика.
— О Боже, дядя Шерлок, как я рада, что ты вернулся! — Розамунд крепко обняла его и дернула его за кудряшку. — Это тебе за то, что напугал нас с папой и котами.
— Ау, — усмехнулся Шерлок, крепче прижимая к себе. — Ты подросла, неужели меня так долго не было?