Сказка будет жить долго

Будакиду Валида Анастасовна

– Верю! – Её голос срывается и дрожит.

– Клянус табой, савсэм ничиво не пачувсвуэшь (клянусь тобой, совсем ничего не почувствуешь)! – папа идёт очень быстро, Аделаида за ним еле поспевает и задыхается. Ничего, ничего! С сегодняшнего дня начинается новая жизнь! Капельку потерпеть… и даже вообще не терпеть, больно-то не будет!

Папа не любит ходить молча:

– Ми идиом к аднаму врачу дамой, – они заворачивают за угол и какая-то машина, провалившись в большую лужу, окатывает их водой. – Вот суволоч (сволочь)! – кричит папа вдогонку. – Сукин кот! – Папа всегда говорит

«сукин кот», а не «сукин сын», хотя Аделаида и не знает ни того, ни другого. И кто такая эта самая «сука», у которой есть «кот» – тоже. Папа продолжает, как ни в чём не бывало:

– Мама сказал, что это самый силный врач. Знаешь, как его зовут? Зинаида Николаевна, прэдставлаэшь?! (мама сказала, что это самый сильный врач. Знаешь, как её зовут?! Зинаида Николаевна!)

Аделаида не спрашивает, почему «его зовут» Зинаида Николаевна. Она знает, что Зинаида Николаевна женщина, просто папа и про женщин и про мужчин говорит «он» и Аделаида к этому привыкла. Не понятно только, для чего врач должен быть «сильным». Эти гланды правда, что ли, надо с силой тянуть и отрывать?! Но прямо так спросить невозможно. Стыдно. Она смотрит на грязные носки своих красных ботинок:

– Зачем мне «сильный»? Он что, меня побороть должен?

– Нэт! – Смеётся папа. – Силны гаварат када хароший (сильный говорят, когда хороший)!

Зинаида Николаевна оказалась совсем не такая, как в детском саду. Она была выше папы, с усами, в огромном поварском колпаке и с блестящим круглым зеркалом на лбу. Так что, говоря о ней «он», папа не сильно ошибался. Зинаида Николаевна присела за покрытый белой скатертью столик, включила настольную лампу точь-в-точь такую же, как у них дома, и засветила ею Аделаиде в глаза. Папа опустился на стул прямо напротив неё и посадил Аделаиду на колени лицом к поварскому колпаку.

– Открой рот, детка! – Голос врача прозвучал как сигнал к атаке. – Открой пошире, не глотай слюни и не закрывай. А вот эту железную ванночку держи в руках, будешь в неё плевать, когда я скажу.

Нет! Она совсем не похожа на детсадовскую Зинаиду Николаевну! Она какая-то не такая… Оно… Может, оно точно мужчина?! Но, если даже и мужчина, то всё равно старается говорить нежно и совсем не кричит.

Зинаида Николаевна взяла в руки огромный шприц и надела на него огромную толстую иглу.

Аделаида про шприцы знала вообще очень давно. Дедуля в Большом Городе часто болел, и у них постоянно кипел на газовой плите серебристый стерилизатор. О нём постоянно забывали, и тогда по всей квартире расползался удушливый запах горелых бинтов. А несколько раз поджаривался и лопался весь шприц. Точнее – лопалось стекло, а на металле, когда он остывал, появлялись красивые, похожие на радугу разноцветные разводы. Тогда мама страшно кричала и говорила, что если б не она, то все «давно сдохли». Аделаида так и думала, что шприцы надо «стерилизовать час»!

Но эти шприц и игла в руках Зинаиды Николаевны были самыми огромными из самых огромных на свете!..

«Такие вообще-то не бывают! – Подумала Аделаида. – Разве только в цирке, чтоб смешно было. Но, внутри шприца была просто прозрачная вода, а что плохого вода может сделать? Нальют её мне туда, и всё! Тем более, и мама, и папа клялись мной, что совсем не будет больно. Значит всё в порядке!» – и она смело открыла рот.

Игла вонзилась в горло, перекрыв дыхание и свет в глазах… Горло вмиг распухло и стало чужим. От дикой боли, удивления, почти удушья, но более всего из-за страшного разочарования по щекам осенним дождём хлынули слёзы. Точь-в-точь такие, как за оконным стеклом с дохлой мухой.

«Бедная мамочка! – Аделаида не могла ни закрыть лицо руками, ни плакать в голос, ни прижаться к папиной груди. Она боялась пошевелиться, чтоб не сломать иглу в горле и не умереть совсем. Слёзы просто текли из глаз, сливались друг с другом на подбородке и капали на белую салфетку, которую ей прикрутила Зинаида Николаевна. – Бедная моя мамочка! – плакала горько-горько Аделаида. – Если б она только знала, как это больно и ужасно быть здесь, она бы ни за что им меня не отдала! Или пришла бы сюда со мной и сидела бы вон там на стульчике, и жалела бы меня и тоже плакала!» – промелькнуло в голове Аделаиды прежде чем она потеряла сознание…

***

«Это сон. Нет, это не сон. Или всё-таки сон? Кажется… кажется, мы с папой были у врача и… и мне, наконец, вырвали гланды?!. – Аделаида давно проснулась и молча рассматривала огромное чудо, сидящее на подушке прямо напротив её глаз. Сперва она ничего не поняла и подумала, что это чей-то ребёнок пришёл её навестить после операции, сел в ногах кровати и тихо дожидается, пока она проснётся. Однако дети не могут так долго сидеть без движения! Значит, это всё-таки кто-то неживой! Неживой – значит кукла! – Но как она сюда попала?! У меня не было такой красивой куклы в воздушном розовом платье! Или я всё-таки сплю?.. Можно же проверить: приподняться на подушке и попробовать: если я смогу до неё дотронуться – значит, она настоящая. А вот если дотронусь и она исчезнет – значит, я ещё сплю…»

– Ты проснулась? – Ласковый голос бабули звучал совсем рядом, где-то за головой. – Я вот всё сижу, сижу около тебя, жду… Сейчас вот встала, чтоб поправить занавеску.

Аделаида присела на кровати и повернула голову. Чёрные волосы не заплетены как обычно в две жидкие короткие косички, поэтому тут же рассыпаются по плечам. «Да вон же она! Настоящая живая бабуля расправила занавеску и идёт к ней! Откуда она тут?! Горло болит как при ангине. Говорить совсем не хочется. И что говорить? Прилечь бы опять… только вот очень хочется потрогать розовое, похожее на мороженое, платье то ли на ребёнке, то ли…

– Тебе нравится кукла? – Бабуля наклоняется над второй подушкой в ногах и бережно, словно хрустальный башмачок, берёт в руки голубоглазую блондинку с кружевными панталончиками. – Не надо, не надо ничего говорить! – Бабуля успевает прикрыть Аделаидин рот ладонью, чтоб хриплый визг счастья не сорвался с потресканных губ. – Тебе пока нельзя разговаривать. У тебя сейчас голоса нет, представляешь? Даже немного странно, да? Хочешь сказать и не можешь! Смотри, какая красивая, правда? – Бабуля осторожными движениями поправляет кукле причёску. Бабуля наклоняется над Аделаидой и медленно целует её в лоб: