Сказка для волка
Шрифт:
И руки, чуть дрожа, действуют, повинуясь приказу мозга. И губы путешествуют по горячей, чуть солоноватой коже. Его вкус, его запах, его вдруг опустевший взгляд, его руки в моих волосах, все смешалось в тот миг. Мгновение, и я уже стою на четвереньках, грудью прижатая к полу его сильной рукой, без возможности пошевелиться. Он не был нежен, не был терпелив, наказывая меня, под мерное бряцание цепи двигаясь так, чтобы причинить боль. Наивный, теперь я знаю, что есть настоящая боль и не в его власти мне эту
Не выдержав, я рухнула на матрац, но и тогда он не успокоился. Пожалуй, это можно было бы назвать насилием, вот только я не была против. Но все когда-нибудь кончается, вот и он скатился с меня, тяжело дыша. Покрытая легкой испариной, я оставалась безучастной к окружающему миру, тихо улыбаясь в потолок. С минуту он пристально наблюдал за мной, после чего в полнейшей тишине забрал таз с водой и вышел прочь, вновь оставляя меня одну.
Животное. Совокупляюсь как животное, живу на привязи, меня даже кормят как верную дворняжку. Какое же я животное.
Повернувшись на бок и подтянув к груди коленки, я тихо расплакалась. И все равно не могу его ненавидеть. Он один был рядом со мной все это время. Именно он защищал меня от окружающей опасности и собственной упрямой глупости. В том, что сейчас происходит, виновата именно я, довыпендривалась.
А потом случился новый приступ, когда у меня впервые вырос хвост. Лысый, тонкий, мерзкий, отвратительный, он очень болел. И череда приступов накрыла меня, с каждым разом все больше и больше превращая в монстра. Вот только ни одно мое обращение не доходило до конца и сопровождалось большой кровопотерей.
Вот такая вот сказка о глупой Красной Шапочке, которая умоляла о том, чтобы ее съел страшный Волк. Черный, серый — какая разница, убейте меня уже кто-нибудь!
И однажды мне приснился чудесный сон, в котором я гуляла по зеленому лугу, залитому солнечными лучами, а рядом у моих ног лежали мертвые тела людей в белых халатах, между которыми бегали волки. Но тут луг растаял, оставив бескрайнее снежное поле, по которому я бежала. И бег мой был бесконечен, а дыхание вырывалось морозным облачком пара, а лапы проваливались в рыхлый снег, затрудняя бег. И так мне сделалось смешно в тот момент, так весело, что, не удержавшись, я расхохоталась в голос, отчего и проснулась.
Проснувшись, поняла — мир изменился. Я обратилась окончательно.
То, что я испытала, невозможно описать словами. Это все равно, что рассказывать слепому с рождения человеку, какого цвета небо, или объяснять глухому звучание оперы «Валькирия» Вагнера. Вы просто не услышите, а если даже услышите, никогда не поймете.
Мир изменился. Изменилось мое восприятие, изменилась я. Вместо рук — лапы, вместо гладкой кожи — шкура, покрытая шерстью, и как дополнение — хвост, такой непривычный, но такой необходимый.
Восторг поселился в моей душе, хотелось смеяться и плакать от счастья, но я выла. Я слышала шаги надо мной, я чувствовала невероятную палитру запахов, я видела в сто крат лучше прежнего, и самое главное — дикий калейдоскоп эмоций и быстрота реакций.
Я была слаба и неуклюжа, словно младенец, которому необходимо учиться ходить заново. И да, мне действительно нужно было учиться ходить заново. В первое время я путалась в лапах, и хвост непременно косил набок, не говоря уже о постоянно шевелящихся ушах.
Но то был лишь первый восторг. Стоило чуть успокоиться, как навалилось жгучее чувство отчаяния. И если бы только оно. В моей голове творилось нечто невероятное, восторг сменялся печалью, радость уступала место ярости. Резкая смена настроения в столь короткое время пугала даже меня. Постоянным оставалось лишь одно желание — поскорее выбраться отсюда. Я могла сказать точно, мне абсолютно не нравилось в этом месте. Замкнутое помещение, наполненное спертым воздухом, пропитанным запахом боли. Мыслей в голове почти не было, их заглушали инстинкты.
Задняя лапа двигалась хуже остальных, скованная чем-то тяжелым. В яростном порыве я пыталась грызть оковы, результатом были ноющие зубы и неприятный скрежет в ушах. Пыталась вытянуть лапу, но мешала кость.
Его приближение я почувствовала до того, как отворилась дверь подвала. Стоило ей распахнуться, как шерсть на холке поднялась дыбом, а сама я невольно ощерила пасть. Глупо. Не имея возможности сопротивляться в силу непривычной слабости, ощущая опасность, исходящую от него, чуя его мощь, я пыталась огрызаться.
Я боялась его, особенно пугала улыбка.
— Ру. — Он был доволен.
Стоило ему сделать шаг по направлению ко мне, как утробное рычание вырвалось из моей глотки.
— Ру, — нахмурился он, но остановиться даже не подумал.
Мне не тягаться с ним в подобном состоянии, по крайней мере не сейчас, слишком многого еще не могу. Он не просто сильный, он чудовищно сильный, жестокий, сейчас это особенно заметно. Прислушавшись наконец к инстинкту самосохранения, попыталась отползти в дальний угол, но проклятые оковы не пускали. Я знаю, как они называются. Цепь.
А еще я знаю, что именно он посадил меня на цепь. Не помню за что, но знаю точно. И сейчас он приближается ко мне, хмурясь все больше.
Слишком сильный, я не выживу, но это уже не важно, в любом случае я уже загнана в угол.
— Ты злишься? — Он казался удивленным. — Нет. — До него наконец дошло. — Хочешь убить меня.
Да.
— Я не причиню тебе вреда, — остановился он, но скалиться я не перестала.
Его голос спокоен, в нем нет страха, нет агрессии. Отчего тогда инстинкты вопят об опасности?