Сказка Гоцци
Шрифт:
Он вздохнул:
— Это сильная штука — любовь, если она может заставить вернуться сюда…
Он долго пыхтел трубкой и молчал. И Катя молчала.
— Я бегу тоже ради любви, — сказала потом она. — Потому что я люблю его, а он не может здесь жить…
— Я вернулся ради любви, — вздохнул Зингер, — вы бежите ради любви. Все ради любви. Но извините меня, девочка моя, если я вас спрошу, что вы будете делать там, когда он не приедет?
— Он приедет, — уверенно сказала Катя.
— Вы верите, как верил я! Как я ее ждал там! Нет поэта, способного описать это. А потом — приехал… И она — пусть для вас она
Он смотрел в окно, и слезы медленно катились по его чисто выбритому лицу. Потом он указал на портреты, висевшие на стенах.
— Это она, — сказал Зингер, — я любил рисовать ее… Все сорок семь лет…
Катя долго смотрела на эту Суламифь, которая на всех портретах была такой молодой, и чем дольше смотрела, тем больше ей казалось, что Суламифь ей что-то говорит.
Зингер глядел на портреты взглядом влюбленного человека.
— О, ты прекрасна, возлюбленная моя, — тихо произнес он, — ты прекрасна…
И Катя вдруг ясно увидела, как женщина с портрета улыбнулась и сказала «О, ты прекрасен, возлюбленный мой, ты прекрасен…»
— Я поеду с вами, — сказала Катя, — я не хочу здесь жить…
…И прошло то лето. И осень. И зима. Весна и еще одна зима… Провожал их Саша и больше никто. Зингер взял с собой один портфель: фотографии и несколько книг. И еще многое. Но таможня не смогла этого обнаружить — все было в его старом и добром сердце…
У Кати в сумочке лежали тоже фото и губная помада…
Они поднялись по трапу и обернулись. Было начало весны. Светило солнце. Саша стоял уже далеко, на балюстраде, и махал им рукой. Катя поправляла волосы, чтобы незаметно стереть слезы.
— Он приедет, — сказал Зингер.
Самолет разбежался и полетел прямо, к веселому солнцу…
— О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна…
— О, ты прекрасен, возлюбленный мой, ты прекрасен…
УХОДЯ ОТ ВАС…
ВСТУПЛЕНИЕ.
В семидесятых годах великий и могучий Советский Союз, родина социализма, неожиданно начал напоминать родину феодализма и пирамид древний Египет — с его обширных территорий начался исход евреев, хоть и не под водительством Моисея, но все на ту же ханаанскую землю…
Во все века евреям жилось лучше всего в тех землях и странах, где их не было. Там их не громили, не грабили, не насиловали и не называли «жидами». Такой страной хотела быть и Русь. С глубокой древности она мечтала любить евреев и поэтому с первых дней своего существования категорически запретила им появляться на своей территории.
Однако евреи, надругавшись над первой любовью, перешли границу и стали размножаться на ее необъятных просторах. Вы спросите, почему евреи, которые считаются такими умными, косяком пошли в Россию? А почему дельфины, такие умные, почти такие же умные, как евреи, косяками выбрасываются на берег?..
С первого же дня их главным делом, вне зависимости от основной профессии, было верой и правдой служить козлом отпущения. Нигде в мире не было такого многочисленного стада козлов этой редкой породы… В чем только не винили евреев — в неурожаях и бесплодии царицы, в крепостном праве и в его отмене, в татаро-монгольском иге и в геморрое, в рождении Ленина и в его смерти, в революции и в контрреволюции, в погромах и антисемитизме. И здесь они были правы — не было б семитов, не было б и анти! Если б загадочные предки не перешли границы, разве надо было бы сегодня всем миром бороться за право свободного выезда? Разве надо выезжать оттуда, куда не въезжал?
Долго они мучились и не видели выхода. Но, как известно, выход обычно там, где был вход! И вот, через сотни лет, через ту же границу, только в противоположном направлении, двинулись караваны евреев. Перед евреями открылась новая, доселе неведомая страница. За всю их историю случалось разное — их бросали в костры, а иногда и в пропасти, сажали на кол, отрезали бороды и другие важные части тела, гнали в плен и кидали на растерзание львам и другим хищникам. Но никогда их не продавали. Вернее, продавали, но в рабство. А сейчас евреев впервые продавали на свободу! И как продавали!.. Бедного Иосифа братья продали за какие-то тридцать серебренников. Это же смех! Евреев же продавали за золотую пшеницу и прецезионные станки, за бокситы и компьютеры, за автозаводы и трубы большого диаметра, за говядину и свинину, за дружбу и взаимопонимание с США. Они ценились дороже золота, мехов, бриллиантов и якутских алмазов…
Массивная дверца огромной клетки приоткрылась, и все живое, что было там, старалось выскочить, выпрыгнуть и выползти. Смывались интеллектуалы и уголовники, светила и темные личности, рабочие и паразиты, ученые и актеры, писатели и читатели, врачи и их пациенты и даже, как утверждали, выпорхнул один генерал… В этой бескрайней клетке они оставляли свою первую любовь, несбывшиеся мечты, друзей, солнечный пляж, водку, Невский проспект, сибирские пельмени, сосны на дюнах и белую ночь… Но кто знает цену свободе, даже одному его глотку?..
Крошечный Израиль, который люди с плохим зрением и антисемиты с хорошим не могли найти на карте, всколыхнул непобедимый Советский Союз. Евреев запугивали. Израильские женщины, — писали газеты, — обязаны служить в армии и отдаваться по первому требованию командира. Все члены Кнессета имеют право первой брачной ночи на всех вновь прибывающих. Прибывающих профессоров прямо в аэропорту, под предлогом религиозного обрезания, кастрируют и направляют евнухами в спецдома на Мертвом море и т. д. Но самым страшным было то, что в Израиле был разгул антисемитизма — еврей не мог стать раввином, его заставляли есть свинину, ввели черту оседлости, а в Тель-Авиве прошел кишиневский погром. Так писали газеты. И совсем иное было в письмах, которые приходили «оттуда». Они-то и сманивали.