Сказка о девочке, о корабле, который она смастерила, и о путешествии, опоясавшем всё Королевство Фей
Шрифт:
В своем доме ты эксплуатируешь вещи
И совсем о них не думаешь. Нам горько это знать.
– О, мне так жаль! – воскликнула девочка, поднеся обе ладони к губам. – Я даже не знала! Вот я вижу кушетку, потому что в углу она выглядит как кушетка, и я же не обязана предполагать, что это на самом деле не то, что я думаю.
В этом и проблема.
Когда предмет интерьера достигает столетнего юбилея,
он пробуждается. Становится живым. Обрастает именем, печалями, амбициями и любовными неудачами. И это не всегда удачное
– Получается, весь мой дом спит, - прикусив губу в задумчивости, пробормотала девочка, - дожидаясь пробуждения, так? Странно как-то. И грустно. Сколько вещей я перетеряла уже или поломала, а ведь им было далеко еще до ста. Но … почему вы не обрели новые дома? Или собственную деревеньку?
Сто лет под крышей и в четырех стенах это долго.
Нас страшат замкнутые пространства.
Мы предпочли море ветер и солнце,
хотя многим из нас это еще губительней.
Металлические тела ржавеют, а бумажные сердца разрываются.
– Тебе сколько лет? – резко выпалил Ганибал, опять подпрыгнув и топнув.
– Одиннадцать, сэр.
– Ну это вообщеникуда не годится! – закричал он, когда поднявшийся гомон, топот, перезвон мечей и пересвист чайников немного поутих. – Доверять можно лишь тем, кому за сто! – Цукумогами одобрительно завопили в ответ. – Боюсь, тебе придется покинуть остров. Тут не место для тебя. С тем, кому не исполнилось ста лет, трудно ужиться. Кто не прошел через руки повзрослевших внуков, кто ни разу не оставался собирать пыль зимой, когда семья уезжает справлять праздники на море, - тот не достаточно сдержан. Тот непредсказуем! Может запросто шляться где-то или вообще-чем-то-быть-занят!
– Одиннадцать! – воскликнули шпоры, - да это даже не пятьдесят!
– Это далеко не пятьдесят, - встряла в обсуждение ширма. – Это даже не двадцать. Она еще может стать революционеркой! Молодые только этого и хотят.
Если бы она была революционерка, то по-моему у нее был бы тогда наган…
Однако золотисто оранжевое мерцание абажура осталось без внимания.
– Дя я вовсе не собиралась вас притеснять, - возразила Сентябрь. – Я уплыву, не сомневайтесь. Только ответьте мне на один вопрос. У вас поесть не найдется чего-нибудь. Морская жизнь это ведь не сахар.
– Нет! – грубо выпалил Ганибал. – Убирайся отсюда! Маленькая бестолочь!
Девочке не требовалось повторного замечания. Она всегда могла догадаться, когда ее присутствие не желательно, и обычно чьего-нибудь громогласного крика хватало, чтобы Сентябрь немедленно покидала собравшихся. Однако произошедшее на острове ее больно уязвило. Таким образом с ней в Королевстве Фей обращались впервые. Она сгорала от стыда, глядя в глаза брошенным предметам обихода. Здесь, на окраине Королевства, на необжитых островах Маркизе, видимо, еще не предоставлялся шанс принудить обитателей к обходительности и гостеприимству. По крайней мере Цукумогами ее не обманывали и не плели интриг. Сентябрь развернулась и поплелась
Кто-то в толпе хлама затрезвонил наподобие набатных колокольчиков, и тотчас же Ганнибал наскочил на девочку, толкнув ее, подобно быку. Сентябрь повалилась вперед, и лапти, напрыгнув сверху, пригвоздили ее к земле.
– Туфельки! – скрипучим, каркающим голосом кричал он, стоя на спине девочки. – Черные туфельки!
– А ну слезь с меня! – воскликнула Сентябрь, пытаясь сбросить пару лаптей на землю и схватить их в руки.
– Я же говорил! Говорил! Подозревать надо даже тех, кому девяносто девять! «Одиннадцать», ты бы еще сказала «слабенькая и вредная»!
– Я не вредная! Я пытаюсь спасти своих друзей!
– Мне плевать! Плевать, слышишь! Мечи, схватите ее! Особо не осторожничайте! Мы ее в колодец бросим!
Холодные, отточенные ладони схватили ее за руки. Чайники подскочили к ее ногам и горячим паром обжигали ее щиколотки, делая безрезультатными попытки подняться. По рукам из царапин и порезов потекла кровь. Мечи тащили девочку по траве под радостное пение и улюлюкание Ганибала и его соратников.
– Она несказанно наградит нас, правду говорю! Подарит нам чайники из молодого поколения, и нам не нужно будет больше тревожить старика Милдреда!
– Она? – крикнула Сентябрь. – Маркиза что ли? Она приказала вам?
– Ты еще мала для того, чтобы раскрывать тебе государственные тайны!
Громыхание, топот и песни внезапно смолкли, когда процессия подобралась к черной дыре, зиявшей в земле. Стенки колодца были выложены камнем до самого дна; Сентябрь, хоть и не видела его, но приглушенный плеск моря, доносившийся из глубины, различала явно.
– Не надо! – завизжала она, попытавшись вырваться. Однако хватка Мечей была крепка, лезвия вошли глубже в руку, застив глаза болью, и пустив больше струек крови к и без того перепачканным запястьям.
Недалеко от нее, прямо над ужасающей чернотой, опять появился оранжевый абажур. Письмена, проявлявшиеся на его обивке, были так же милы и изысканы:
Маркиза сказала не проморгать девочку
в черных туфельках. Мне жаль.
– И всё?
И убить её.
Мечи столкнули девочку в зияющую пустоту.
Долго Сентябрь падала вниз.
Открыв глаза, Сентябрь не сразу догадалась, что не спит. Темнота была не проницаема, и оттого никакой разницы не было. Постепенно к ней вернулись ощущения ног, рук и тела. Царапины на руках побаливали и чесались,и кровь скорее всего больше не текла. Ноги были окутаны холодом морской воды, покрывавшей дно колодца, хотя то положение, в котором они находились, представлялось как нечто не естественное. При любом исходе падения, ни рукой ни ногой пошевелить Сентябрь не могла. Слезы оставались единственным, что способно было двигаться в этой холодной темноте.