Сказка о Шуте и ведьме. Госпожа Янига
Шрифт:
Шут не хотел спать с ней. И, если бы не моё зелье, которое я сама дала бывшей наставнице, у него бы всё получилось.
И, может быть, он бы даже пришёл ко мне, как тогда…
«Сама меня напоила, сама всё и получишь…»
Так, стоп. Она потратила на него… мои зелья?!
— Два? Ты споила ему два зелья? Оба сразу? Все до капли? Любовное и приворотное?!
— Дорогая, что с тобой? Ты с утра плохо слышишь? — Холисса недовольно покосилась на меня. — Или я разучилась говорить на эрикском? Разумеется,
Великие боги… Любовное и приворотное.
Я закрыла лицо руками, потому что слёзы из глаз всё же потекли.
Да я радоваться должна, что он ко мне вернулся, а не за Холиссой сейчас послушной собакой бегает! А не рычать на него и не…
Не прогонять снова.
Великие боги, я даже в Пеггивилле не была такой дурой, как в этот раз!
Зная Холиссу, зная Джастера, я поверила в то, что он предпочёл её мне. Поверила настолько, что даже не дала ему шанса объяснить, что произошло. Носилась со своей обидой и не желала ничего знать.
Тогда, после Пеггивилля, несмотря на глубокую боль и обиду, он выслушал меня. Дал мне шанс.
А я…
Я даже не захотела его слушать.
Просто прогнала.
Ведьма… Стыд и позор…
— Девочка моя, что с тобой?
Я торопливо проморгалась, стараясь незаметно вытереть навернувшиеся на глаза слёзы. Хватит реветь. Нужно найти Джастера и немедленно перед ним извиниться.
— Всё в порядке, в глаз что-то попало.
Холисса недоверчиво хмыкнула, но допытываться не стала.
— Так ты мне дашь…
«Госпожа, продайте мне ещё вашего зелья!» — призраком из прошлого возникло воспоминание о служанке-неудачнице, и я невольно помотала головой, избавляясь от видения.
— Нет? — удивлённо переспросила Холисса. — Почему?
— Прости, эти были последние, — изобразила я виноватую улыбку. — И кстати, раз уж ты их использовала, не могла бы ты вернуть мне фиалы?
— Какая ты стала расчётливая, — хмыкнула она и встала, поправляя платье. — Раньше я за тобой такого не замечала.
— Раньше всё было по-другому. — Я уже совершенно спокойно встретила её взгляд. — Эти фиалы — работа известного мастера и стоят «лепесток» за штуку. А зелья я продаю за «бутон» каждое. Можешь купить фиалы отдельно, если хочешь.
Чёрные брови удивлённо взлетели вверх, а затем бывшая наставница довольно улыбнулась.
— Хм, — она смерила меня внимательным взглядом. — Несмотря на все твои странности, ты действительно повзрослела и стала настоящей ведьмой, Янига. Я верну тебе фиалы. И заплачу «розу» за твои зелья.
Она вышла из комнаты, а я села за стол и всё же расплакалась от облегчения, чтобы почти сразу испуганно вскочить, вытирая рукавом лицо.
Шанак, Датри, что же я на самом деле натворила…
«Я не хочу, чтобы ты жалела о своём выборе… Я не уверен, что смогу отпустить тебя, когда… если ты захочешь уйти.
… Подумай хорошо, ведьма… Подумай хорошо, чего ты хочешь на самом деле. Это очень и очень важно, Янига. Ты даже не представляешь — насколько».
Я чуть не взвыла от отчаяния, прикусив рукав.
Ой, дура… Великие боги, какая же я дура!
Мало того, что я ему опять наговорила! Я выбросила его оберег и разорвала браслет наших судеб!
Ещё и Игвиля отдала!
Хорошо подумала, Янига, молодец…
Свобода воли…
Это не глупость деревенской девчонки, по незнанию сказанная в сердцах. Это… это были обдуманные слова взрослой ведьмы. И дела.
Сказанные и сделанные из моей тьмы.
Тогда, в Пеггивилле, Джастер смог сдержаться и не ударить в ответ. Смог найти в себе силы и перешагнуть то, что нельзя забыть.
А я… Я забыла про это. И уже осознанно сказала то, что говорить было нельзя.
Он этого не простит.
А значит… Значит, госпоже ведьме Яниге жить осталось совсем ничего.
Ровно до встречи с теми, кто решит получить триста «роз» за мою очаровательную рыжую голову.
Нет! Я должна попытаться!
Это же Джастер! Он должен меня понять!
Я решительно встала, вытирая слёзы, и побрызгала в лицо водой из таза для умывания.
Великие боги! Шанак, Датри! Умоляю вас, пусть он меня выслушает!
Хотя бы выслушает!
Схватив сумку, я поспешила во двор.
Наши лошади были осёдланы, а Шут и Микай навьючивали Воронка.
— Почти всё готово, госпожа, — доложил мне кузнец.
Шут же не поднимал глаз и только вежливо поклонился, как положено слуге, ничем не показывая, что между нами что-то произошло.
Только меня этим уже не обманешь. Я знала, как он умеет сдерживать свои чувства, и легко отличала его искреннюю улыбку от холодной вежливой.
Но подойти и хоть что-то ему сказать я не успела. Во двор вышла хозяйка «Золотого яблока» с большим свёртком в руках и направилась ко мне. Её муж открывал ворота.
— Вы уж берегите трубадура вашего, госпожа.
Женщина с улыбкой протянула мне свёрток из небеленого полотна. Судя по горячей тяжести и запаху, в нём были свежие пироги. И пекла она их не для меня, а для Шута.
— Не пущайте его в драки-то! Он же хучь ростом да лицом вышел, а душой совсем дитя ищщо! — продолжала женщина, пока я старалась держать лицо госпожи ведьмы. — Добрый тако да ласковый, што теля. Каждому улыбнется, каждому доброго слова найдет и в делах с охотою помогает. Сказки чудны да диковинны сказыват, а коли шуткует — со смеху покатывасси! А уж поет — заслушасси, аж душа в небо улетает…