Сказка о Шуте и ведьме. Госпожа Янига
Шрифт:
Джа… Нет. Не он.
Микай.
Бедняга кузнец, потерявший всё.
Он ни в чём не виноват.
Ни в чём.
Великие боги, помогите!
— Всё в порядке, — тихо и спокойно ответила я, чувствуя, как внутри стремительно разрастается чёрная ледяная глыба, вбирая в себя все бушующие чувства и стоящие комом слёзы. — Просто хотела попросить тебя позаботиться о завтраке. Это не срочно.
Я даже попыталась улыбнуться, стараясь удержаться на ногах. Именно так. Тихо и мягко. Иначе…
Иначе этот чёрный лёд
И тогда я не выдержу.
— Госпожа… — Кузнец завязал портки и встревоженно смотрел на меня. — Вы шибко бледная стали… Помочь вам до комнаты дойти?
— Всё хорошо, Микай. Ничего не нужно.
Плавно развернувшись, я направилась обратно в комнату, ступая так осторожно, словно несла в себе сосуд из очень хрупкого стекла, внутри которого бушевал разрушительный чёрный вихрь моего дара.
За спиной что-то торопливо говорил кузнец, ему кто-то отвечал, но я не слушала.
Я должна была донести чёрный вихрь до комнаты.
И позволить ледяной корке окрепнуть.
Всё остальное просто не важно.
Я не знаю, сколько времени сидела на кровати, бездумно подставляя лицо солнечным лучам, гревшим кожу, но не касавшихся ледяной глыбы, заполнивший меня всю.
Даже Микай, робко стучавший в дверь, а потом обнаруживший, что она не заперта, не отвлёк меня от этого бездумного отрешения.
— Завтрак, госпожа. — Кузнец, уже одетый, поставил поднос на стол. — Чем ещё…
Чем ещё…
Ничем. Никто и ничем мне уже не поможет.
Мой мир рухнул.
Ничто больше не имело значения.
— Мы завтра уезжаем. — Я не смотрела на парня, снова закрыв глаза и подставляя лицо свету. — Будь добр, позаботься о припасах в дорогу. Больше ничего не нужно. И не беспокой меня сегодня.
— Как прикажете, госпожа, — отозвался кузнец. — Всё исполню.
Микай ушёл, а я ещё немного посидела, а потом встала, взяла сумку и спустилась вниз. На конюшне я велела оседлать Ласточку и поехала прочь из города.
Находиться в «Золотом яблоке» я больше не могла.
От Шемрока я уехала далеко.
Вдоль по берегу, в другую сторону, чем мы ездили всего день назад, — Великие боги, неужели это было так недавно?! — на прогулку.
Только когда река резко сузилась, я поняла, что добралась до того самого Щучьего острова. Спешившись, я привязала Ласточку к дереву, села на траву и позволила себе разрыдаться и прокричаться, выплёскивая боль и обиду.
Течение показалось мне тихим, дно было песчаным, и я решилась. Сняв платье, я вошла в воду.
Ласковая благословенная Волокушка окатила меня с головой. Теплая поверху и холодная в ногах, она подхватила меня и закачала, словно мать. Я лежала на её волнах, смотрела в небо, и боль в душе притуплялась, а чёрный вихрь укреплялся в своих оковах.
Только даже благословенная вода Датри не могла избавить меня от этого холода внутри.
Я сидела на берегу, греясь и обсыхая на солнце. Насколько ярко и красиво было вокруг, настолько чёрно и мрачно было на душе и в мыслях.
Больше всего мне хотелось умчаться по дороге куда глаза глядят, но я понимала, что это ничего не изменит. Это в начале лета деревенская ведьма Янига могла позволить себя такое ребячество.
И дело было даже не в том, что Микай кинется меня искать.
И не в том, что я бросила вызов Вахале.
И не в том, что за моей головой будут охотиться разбойники и «волки». Это Джастеру триста «роз» — ни о чём. Для всех других это ого-го, какие деньги.
Просто…
Госпожа ведьма Янига, снявшая проклятие с Пеггивиллля, спасшая караван домэров, уничтожившая нечисть и нежить на Гнилушке, «покаравшая» опасную банду разбойников во главе с атаманом, снявшая проклятие с Волокушки и принявшая Шемрок под своё покровительство, так поступить не могла.
Значит, мне придётся вернуться в «Золотое яблоко», смотреть в глаза Холиссе и делать вид, что мне всё равно. Мне придётся дотерпеть до завтра, чтобы Микай спокойно отправился в Кронтуш.
А потом… Потом я уеду. Одна.
Всё равно, что я не успела выучить эти самые глифы. Не важно, что я бросила вызов Вахале и она сильнее меня. Какая разница, сколько там награда за мою голову.
Это всё больше не важно.
С моим везением в одиночку я до соседнего города не доберусь.
А он… Он пусть делает, что хочет.
Кобель паршивый!
Ненавижу его!
— И не нужны мне твои подарки! — Я сорвала с шеи оберег и, широко размахнувшись, зло швырнула его в воду. — Ничего мне от тебя не надо! Ничего!
Коготь кхвана без плеска опустился на дно протоки. Бисерную нитку на глазах заносило песком. Но мне этого показалось мало.
— Не хочу! Ничего от тебя не хочу! И подавись ты своей судьбой!
Я с силой дёрнула браслет, но мокрые нити сплелись между собой и не желали рваться или развязываться. Разозлившись, я схватила пояс, выдернула из ножен кинжал, поддела кончиком нити браслета и дёрнула лезвие на себя.
Заточенный Шутом клинок не подвёл. Разноцветные бусины брызнули в стороны, теряясь в прибрежной траве. Перерезанные нити отлетели в воду, и только тихо плеснуло где-то в камышах.
В следующий миг я почувствовала себя не просто голой, а очень беззащитной и одинокой.
Я села на траву, обхватила колени и снова зарыдала, но уже от глубокой жалости к себе.
Вернулась обратно я только к вечеру.
Опустошённая, голодная и уставшая. Купания в Волокушке и благословения Датри хватило ненадолго. Чем ближе я подъезжала к городу, тем сильнее во мне вскипали злость и обида.