Сказка о сказке
Шрифт:
А без повода, просто так, Люси была светлая и сероглазая, и чуть повыше Эли ростом. А у Эли глаза были тёмно-зелёные, а волосы, совсем чёрные, прямые и гладкие, блестели, как у японской куклы. А ещё Люси обычно двигалась быстро, чем и не думала хвастаться, а Эли…
Но нет! Не будем. Не будем мы раскрывать все секреты сразу, потому что этих секретов впереди – видимо-невидимо, воз и маленькая тележка. И ещё две тележки в придачу. Только одной маленькой тайны мы ещё раз коснёмся: вы же помните про третий конверт, с письмом, что нашелся в корзине воздушного шара? Так вот, он ничем не помог и почти ничего не рассказал – откуда появились Эли и Люси? Правда, на нём было написано красивыми буквами: «Для Элины
Так добрые горожане узнали, как зовут малышек. Некоторое время умные мужчины думали – а кто из них Элина и кто их них Люсия? Но умные женщины быстро нашли на атласных конвертах метки E и L, и после этого уже никто не сомневался, что каждая девочка получила свое имя, что имена никто не перепутал. Правда, в Гражданской Книге Записей Птибудошта двум почетным горожанкам добавили еще несколько имен. Во-первых, чтобы было красиво. А во-вторых, чтобы потом, когда малышки вырастут, каждая смогла выбрать для своей взрослой жизни двойное или тройное имя – в Птибудоште их очень любили, двойные и тройные имена.
Но вернемся к конверту с письмом. Конечно, это письмо все очень-очень хотели прочесть, хотя читать чужие письма – нехорошо. Но добрые горожане сразу догадались, зачем и почему им надо раскрыть конверт. Они надеялись, что послание для Элины и Люсии поможет им лучше заботиться о девочках. И еще надеялись, что они смогут найти родителей маленьких девочке или хотя бы начать поиски. Конечно, добрые горожане были уверены, что письмо надо прочесть. Но никто не смог этого сделать! Конверт у письма был какой-то странный, он не открывался. Конечно, его пытались открыть. Сначала руками, потом ножами и ножницами, потом даже кузнеца Лео просили, чтобы он как-нибудь вскрыл загадочный конверт. Но кузнец тоже ничего не смог сделать – конверт был как заколдованный, он даже в огне не горел, его даже топор не брал, и пила не пилила. Его ничем нельзя было разрезать, нельзя было разорвать. Поэтому любопытные горожане потихоньку успокоились и отдали конверт мэру, он держал его в ящике для особо важных бумаг.
А девчонки, Эли и Люси, жили в Птибудоште, не тужили. Больше всего на свете они любили принимать гостей – ведь они привыкли к этому с раннего детства. И потому однажды попросили мэра чуть-чуть перестроить двор и входной зал своего домика, превратить домик в кофик, чтобы каждый добрый горожанин и каждая горожанка, тоже добрая, могли приходить к ним, когда захотят.
Мэр почесал свою круглую голову и спросил: «А вы не слишком маленькие, чтобы работать?» Но девчонки ему бойко ответили, что они уже почти взрослые и работа им нипочем. И они были правы, ни чуточку не выдумывали.
Солнечные зайцы и рыжие белки только начинали прыгать по виноградным стеблям, а Люси и Эли уже трудились и трудились, как заводные – ведь даже в маленьких кофиках бывает много дел.
– Эли, ку-ку! Мой мальчик!
Люси не звала подругу, а так, подшучивала над ней. И над собой тоже. Она страсть как любила мультики и выбирала из них смешные слова: всякие там: «Ку-ку, мой мальчик!», «В попугаях я значительно длиннее» или «Акела промахнулся». И повторяла их порой без всякого повода – сейчас она натирала до блеска витрину с пирожными, до зеркального блеска, и внимательно разглядывала своё отражение.
– Здесь я, дар, здесь! – Эли отвечала серьёзно, толкая перед собой столик на колёсиках, уставленный салфетницами и сахарницами, солонками и перечницами. И её ловкие руки так быстро мелькали, что, казалось, перечницы и солонки сами выпрыгивают на столики и занимают самые удобные места.
Девчонки перебрасывались нехитрыми словами, что-то приукрашивали, что-то поправляли. Надо было успеть, пока в кофике не появились первые гости. А потом они появлялись – первые, за ними вторые, третьи, четвертые. И так целый день до позднего вечера. Целый день маленькие хозяйки кормили и поили своих гостей, бегали от стойки к столикам, от столиков к другим столикам, и улыбались, улыбались, говорили приятные птибудоштские слова, и снова улыбались, под вечер чуть усталыми улыбками.
А иначе и быть не могло. Ведь в Птибудоште все-все считали девчонок своими – дочками, сестрами, внучками. И вообще, в Птибудоште жили люди добрые. Конечно, они любили спорить и часто спорили так, что чуть не ссорились друг с другом, но по-настоящему никогда не ссорились. Больше всего на свете они любили посидеть за чашкой чёрного кофе или кружкой тёмного пива – просто, не спеша. Поболтать, о чём душе угодно, поесть что-нибудь вкусненькое. Да, добрые люди жили в Птибудоште. А недобрых и злых маленькие хозяйки даже не видели, не пришлось. Им даже казалось, что злые и недобрые – таких вообще не бывает, что они только в книжках и мультиках встречаются. Но однажды, ранним утром в их кофике появился очень странный гость.
IV
Да, появился! Большой-пребольшой, с толстыми ручищами, выпуклыми глазищами – таким любая жаба позавидует. А ещё со здоровенными сапожищами, великанского роста ВЕ-ЛИ-КАН. Он был такой огромный, что назвать его человеком язык не повернётся. Или повернётся, да не вывернется. Хотя, чего там… не в языке дело, а в великане. Появился он, и всё тут!
Вида он был странного. Одет в роскошные одежды: плащ чёрного бархата с золотым шитьём, за плащом камзол виднелся, тоже весь шитый золотом, а под ним сорочка с такими кружевами, что обычно зовут белоснежными. Только белоснежность они давно потеряли, кружева стали серыми, грязными, бурыми, и сорочка тоже стала грязной, и камзол с плащом. Их словно триста лет мяли, жали и пыль на них сыпали – каждый день, как нарочно, такой толстой коркой она наросла. И теперь только гадать оставалось – какой же раньше была эта роскошная одежда? Или сейчас была бы, если выстирать её и выгладить хорошенько. Только вместе с камзолом-плащом и самого великана пришлось бы стирать да гладить – у него даже длинные волосы и борода были пылью присыпаны. И за триста лет в такие космы замотались, что и думать было страшно – как их вычесывать придется?
Всё это было странно, да. Девчонки никогда живого великана не видели, а такого толстого и нечёсаного – вообще никогда не видели, и всё же смотрели на него ровно одну секунду, а потом перестали смотреть. Потому перестали, что он тащил за шиворот девушку. Да, девушку! Ухватил её за высокий воротник парчового платья, будто овечку или барашка за шею. А девушка – она не какая-нибудь простушка была, она была удивительная красавица, что и во сне не приснится, сказочной красоты. Потому и взгляд от великана сам отскакивал – на красавицу. Взгляд отскакивал, только этот громадный в сапогах да с жабьими глазищами мало думал – смотрит на него кто или не смотрит? Он тащил свою пленницу толстой лапой, будто поймал где и напугал до смерти, еле ноги она передвигала. Зато великанские сапожищи тяжко гремели. И дышал он, сипел, будто большая гора задыхалась.
Так и протопал он по площадке кофика, по каменным плитам, положил ладонь на столик, полстола прикрыл своей лапой, и плюхнулся сразу на два кресла. Они аж застонали под его тушей, а куда делись плетёные ручки, этого и вовсе не понять – не то оборвались, не то провалились. Но великан и об этом не думал; он отдышался чуть, поводил по кругу жабьими глазами, а красавицу подтащил поближе, приподнял и запросто так бросил на третье кресло, как игрушку. Потом ещё раз перевел дух, задёргал толстым носом и… увидел девчонок, что выглядывали из кофика и моргали в удивлении. Он же, не моргая на них уставился, а потом так хитро щёлкнул толстыми пальцами, что указательный после щелчка прямо на Люси показал. И Люси поняла – это на неё толстый палец показывает.