Шрифт:
Часть первая
I.
В лесу, в избушке вековой,
Средь чёрных зарослей жил кто-то,
Он был безумный и хромой,
И называл себя «Лесной»,
А кто «лесной», уж точно «кто-то».
Вставая рано – ввечеру,
Ложась позднее поздней ночи –
Под утро, он бродил в бору:
Стонал и ухал, грыз кору.
Его боялись даже очень.
* * * * *
Одним прекрасным днём, в тоске,
Слезами
Явился юноша в леске
С кровавой раной на виске,
Шепча:
– О, злых бесчестье, нравы!
Он рухнул на зелёный мох,
И луч, протиснувшись сквозь листья,
Смешавшись с кровью, рану ссох –
Его послал с улыбкой Бог –
Жить суждено судьбой и высью.
Лежал наш витязь удалой,
Кричали птицы – много ль надо, –
Но вот под вечер стон глухой
Был грудью выдохнут лихой
И слово, еле слышно: «Лада».
Присев, опершись на ковёр
Темнеющей поляны, очи
Свои он приоткрыл, и бор
Предстал пред взглядом, как собор
Святой и чистый, перед ночью.
– О, я в лесу! А как же смерть?
Её я принял, как родную,
Когда б пришла. Теперь, как зверь,
Я буду жить и чуять твердь
Земли…
Откуда грусть? К чему я?
И для чего я здесь лежу,
Не отдохнуть же мне хотелось?
Может, ночами я брожу
По лесу, а потом лежу,
Где захочу? Совсем нелепость!
Раз рана на моём виске
Ещё пылает от удара,
Мне кто-то наносил её
Исподтишка! Ну, ничего,
Я жив, это уже немало! –
Так молвил он, увидев то,
Что было перед юным взором,
Отметил тени от кустов,
Прибавил:
– Двинусь на восток,
Уж вечер. Ночь тут будет скоро.
* * * * *
А в это время, у окна,
В высоком тереме, в уборе
Сидела бледная княжна.
– Ну, где ты, сокол мой? – она
Неслышно повторяла. – Вскоре
Придёшь ты, верю! Без тебя
Нет жизни, только промедленье
Жестокого кошмара-сна,
Ведь я обычна лишь любя
Стук сердца твоего. О, жженье
Я в слабой чувствую груди.
Душа мне шепчет о неволе!
Ты где-то там, но ты иди!
Моя любовь его веди
Ко мне, среди всего. Мы вскоре
Увидимся, мне шепчет свет,
Что ты летишь ко мне, желая
Прижать меня к груди своей,
Ведь нет меня тебе милей.
Лети, я жду, сама сгорая!
И тут зашёл в светёлку к ней
Отец с улыбкой:
– Лада, дочка!
Пойдём со мной,
Уж горница полна людей.
К нам сваты заявились!
Точка.
* * * * *
II.
Проснувшись, как всегда, Лесной
Отпил из старого ушата
И, закусив едой чудной –
Обычною своей корой,
Отправился опять «до брата».
Так говорил он каждый день,
Из дома выходя:
– «Я к брату!»
Наверно им любой был пень
Иль леса векового тень,
А может даже лось сохатый.
* * * * *
Но в отступлении своём
Вам автор скажет злую правду,
Что одинок он был в своём
Лесу, ведь мы любовь даём
Всему, а он всего лишь «брату».
Да и поймёте ль вы о чём
Он думал, оглашая воем
Лесной покой, деревьев сонм,
Тревожил их молчанье, сон?
О том, что он живёт изгоем.
* * * * *
Наутро, по пути домой,
Под деревом, увидел «некто»,
Лежит мужчина молодой
С горячей раной, знать – живой,
В поту – его, знать, «песня спета».
Черты пылавшего лица
Румянцем сильной лихорадки
Облагородили юнца,
Так явность близкого конца
Показывает, как мы «кратки».
Но не судьба ему была
Уйти с покойниками в дали…
В глазах Лесного зацвела
Частица нежного тепла
Любви, надежды и печали.
На руки, так родная мать
Не носит бережно ребёнка,
Он взял юнца и на кровать
Свою отнёс, и стал сновать –
Варить отвары, петь о пчёлках,
О лютиках, о червячках,
О том, как лес красив весною.
Артур в хороших был руках.
Я ж не сказал – Артуром звать
Юношу нашего.
* * * * *
Ты понял?
Кумиры делались всегда
Минутной чувственностью нежной,
Любовь же – лучшая среда,
Когда случается беда
Она всегда всего прилежней.
* * * * *
В один из долгих вечеров,
Что проводились у постели
Больного, разразилась слов
Несвязность, и хозяин мог
Поклясться – эти щёки рдели,
Как два огня. Ресницы вдруг
Младого витязя вздрогнули,
Затрепетали, вместо мук
И стонов, рот издал лишь звук,
Суставы пальцев разогнулись.
Вздохнула грудь, улыбки миг
Лёг на чело юнца приятно