Сказка Сердца / Часть 1: Город Осколков
Шрифт:
– Ты идиот, Блоп.
– Нет, дорогой Ручи, я романтик, – он разглядывал свою каску, надетую на руку, и, надув пухлые губы, вдохновлённо продолжал. – Мне хочется всю нашу… обыденную жизнь… хоть немного превратить в праздник. Что я и делаю по мере сил.
С противоположной стороны мусорной кучи, в опилках у дома резчика, раздался булькающий звук и стук удаляющихся деревянных башмаков. Высокий стражник, повинуясь инстинкту, резко встал и пригляделся. Толстяк выглянул из-за его спины:
– Живой?
– Да нет, – раздражённо дёрнул плечом высокий, – это рыбак. Только
Под ним был мятый серебряный кувшин.
– Довольно старый, – глаза тут же возникшего рядом толстяка заблестели.
– Да, но, если не отнесём кузнецу, дадут только на вес, – отрешённо ответил высокий, всё ещё вглядываясь в переулок, где исчезла тень рыбака, и после паузы подытожил: – Надо бы потолковать с этим малым.
– Зачем? – удивился Блоп.
Ручи посмотрел на толстяка с презрением и жалостью.
– Как ты там назвал себя? Романтик? Нет, Блоп, ты просто дурак.
И с этими словами высокий подцепил на ствол ружья тонкую ручку кувшина и двинулся в переулок.
– Почему же дурак? Руч, я тебя не понимаю. Постой!
Толстый поспешил за ним. Долго ещё было слышно эхо их спора, потонувшего в шуме рынка и завывании труб. К нему чутко прислушивалась, подрагивая усиками, с трудом выползшая на мостовую мышь, скрывавшаяся всё это время в дырявом сапоге рядом с мусорной кучей.
Мимо проплыли заблудившиеся складки тумана и прятавшийся в них кораблик, сложенный из долговых обязательств матери двоих детей, чей дом был выше по течению.
Тогда-то красная дверь на углу набережной и Переулка Слепых отворилась и заскрипела, заспорив с завываниями протяжного мужского баритона, забредшего сюда откуда-то с верхних этажей общежития Магистрата, поднимавшихся до самых верхних ярусов. И мало кто в Магистрате помнил, что его питавшиеся влагой корни были здесь, в полусонной тьме канала.
Крякнула редкая в этих краях птица, и магистр младший техник Галахад Вульфи в длинном сером дождевом плаще с капюшоном и с холщовым рюкзаком за спиной с трудом вылез из забитого запчастями помещения, где он проживал, и аккуратно прикрыл за собой дверь. «Темно, сыро и противно, и ты забыл мазь для коленок», – забурчал он себе под нос. «Отстань, лучше найди мне ключ от замка», – устало попросил ехидный голос в его голове.
Похлопав, словно птица крыльями, себя по карманам, он принялся снимать рюкзак, но оступился на маленькой лестнице и ударил о дверь торчавшей из рюкзака деревянной головой куклы с металлическим забралом. Добравшись до бокового кармана, он извлёк ключ, а также крепкий замок с секретом, и повесил его на дверь.
Из-за угла, закружив и напугав старика, с трескотнёй, шелестом и скрипом вечно несмазанных пропеллеров пронеслись посыльные со свежей выпечкой, весело перелетели через деревянный мостик, перекинутый на противоположную сторону набережной, и исчезли за поворотом канала.
Вульфи выдохнул, проводив их полным сочувствия и раздражения взглядом.
– И какой идиот пускает их через канал…
Очередной пассаж скрипучего внутреннего голоса прервала капля, упавшая магистру на кончик носа, еле-еле торчащий из-под капюшона. Магистр посмотрел на сырые трубы второго этажа, свисавшие над головой, от них пахло болотом и мхом. Вульфи утёр нос рукавом, мысленно пожелав крепкого здоровья канализационной службе Магистрата. От трубы отделилась другая капелька воды и упала в тёмную лужу, куда тут же наступила нога Галахада: он заспешил мимо мусорной кучи по набережной в сторону сектора погрузки, в такт баритону, продолжавшему томно выть где-то в вышине.
Галахад был в том преклонном возрасте, когда живость тела ещё не покинула его, но уже заставляла предельно аккуратно относиться к нагрузкам. Гладкие камни брусчатки, будто выловленные на берегу моря, всё так же звонко пели свои простые ритмы под деревянными подошвами магистра Вульфи, как и много лет назад. Однако он всё же подобрал длинную палку у дома резчика, пусть это и напоминало ему о возрасте. С ней Галахад без труда, как нежно шептал его внутренний голос, даже с закрытыми глазами и ни разу не поскользнувшись, мог пройти набережную туда и обратно.
Скользя под мостами и арками, Вульфи прислушивался к шуму рынка. Посторонний бы и не заметил, но что-то отличалось в привычном хрустящем кипятке человеческих голосов, наперебой ругающихся из-за тысяч наиважнейших мелочей. К привычной какофонии добавился какой-то звенящий привкус, почти неразличимый в этой монструозной опере, лишь отзвуками добиравшейся до задворок канала. Нырнув под Паровой мост, Галахад увидел группу стражников, поднимавшихся по грязной от копоти лестнице со стороны пешеходной зоны, где и застыл магистр.
– Проклятые Культи, почему мы должны делать за них всю грязную работу? А, капитан? Я не подписывался на это, – зашипел чей-то ломающийся визгливый голос.
– Молчи, сопляк, следи за своим языком, усёк? – ответил ему грубый бас.
Каждое утро в канал выкидывали трупы тех, кто не пережил эту ночь. Но обычно этим занимались сами жители. Магистр смекнул, что за напряжение стояло в воздухе: шла подготовка к очередному празднику. Свист и грохот паровоза заглушил голоса стражников, и Вульфи, осторожно выглянув и убедившись, что они ушли, поспешил дальше по каналу к уже видневшейся за шлюзом цели.
В лучах тусклого света, проникавших сюда из Старого Квартала, многократно переотражённых в витражах и мозаиках и приобретших все возможные оттенки от изумрудного до пурпурного, игрались две маленькие птицы. Вульфи распознал в них совок – городских приживал, во множестве ютившихся в Городе. Они перекидывали друг другу кусок хлеба, выполняя какой-то свой птичий обряд, потому что одна вдруг начинала гоняться за другой, но потом вторая с лёгкостью отдавала ей добычу и, наоборот, сама гонялась за первой. Они кружили между полуразрушенных металлических свай Верхних врат – так назывались тянувшиеся вверх лестничные пролёты вокруг шахты лифта, что вела от канала на верхний ярус.