Сказка в дом стучится
Шрифт:
— Здравствуйте, это Аля, — вышла я из положения…
Лежа, почти… Я так развалилась на диване, что сидением это можно было назвать лишь с большой натяжкой. Ответ от матери Марианны прозвучал спокойно и безэмоционально:
— Я рада, что ты позвонила. Может, заглянешь на кофе, и мы все с тобой обсудим?
— Никита в двенадцать приходит из школы, а я в пробках час до вас буду ехать.
— Хочешь, я приеду к тебе? И ты в любой момент сможешь уйти домой.
Домой — как же жутко звучит это слово в ее устах.
— Может, завтра? У меня свободный день. Я с самого утра
— Мне лучше переговорить с тобой сегодня, — перебила меня Елена Михайловна голосом истинной бизнес-леди.
— Хорошо, — и я дала название кафе, в котором сидела.
Она обещала прибыть в течение часа. За этот час я обнаружу у себя половину седой головы! Если, конечно, эта голова имеется у меня на плечах. Их свело так сильно, что пришлось делать физкультуру. Напрячь мозг у меня не получалось. Я заказала чайник чая с чабрецом и пыталась вымыть из себя болезнь, которой успел наградить меня Терёхин. Никогда не целуйтесь на пляже — это опасно не только для физического, но и для психологического здоровья.
Елена Михайловна появилась на пороге ровно через сорок минут, сияя коленками в черном капроне, спрятавшимися под строгой юбкой и абсолютно нестрогим, пусть и серым пальто. Пуговицы на нем отсутствовали, а поясок в развязанном виде свисал чуть ли не до самого пола. Цок-цок ее каблучки, а у меня сердце прыг-скок теннисным мячиком. Так сильно, что зубы от ударов заболели, сейчас посыпятся, как кегли в боулинге…
Поднялась, но от стола не отошла: так хоть не придется обниматься. Но мне даже руки не протянули, сказали просто «Здравствуй», пусть и с улыбкой. Вполне вероятно, с дежурной.
— А ты не изменилась. Совсем.
— С косметикой я выгляжу старше, — решила я стереть из разговора никому не нужный и даже вредный комплимент. — Просто у меня нет на макияж времени.
— Ладно, не буду тебя долго задерживать, — проговорила Елена Михайловна с гордо поднятым подбородком.
И спину она держала прямой, и даже пальто легло на диванчик прямо, не тронув кушаком пол. Под пальто оказался кашемировый джемпер. Мать Валеры очень красива для своего возраста. Только волосы, крашеные в ее натуральный русый цвет, немного посерели у корней.
— Для начала извинюсь, что не поговорила с тобой сама, хотя было достаточно возможностей.
— Ничего страшного, — перебила я, не желая снимать с ушей ванильную лапшу.
— Нет, это как раз и страшно. Просто не находила нужные слова.
Сейчас она тоже сжала накрашенные тонкие губы. И пальцы — в замок, и рот на замок закрыла на целую минуту. Потом выдохнула — тяжело.
— Не знала, что сказать о своих детях. Вернее, знала, но было стыдно… Мне и сейчас стыдно, но я поняла, что дальше уже никак… Что ты не просто так зашла ко мне в кофейню…
— Я не знала, что она ваша, — голос слушался.
Хотя бы пока, а вот пальцы я прятала под столом, на всякий случай.
— Я не о том, я о… Высших силах. Они ведь сводят людей не просто так. Я… — она зажмурилась на мгновение. — Я к гадалке ходила. Про Валеру спросить. И мне сказали, что ему нужен человек из прошлого. И тут ты. Карты не врут, знаешь… Но люди врут. И я… Будь я хорошая мать, сохрани я отношения с сыном, я могла бы с ним откровенно поговорить… Но мы предпочли игру в молчанку. И сейчас ведь тоже не позвонил. Ничего про тебя не сказал. И не скажет.
— Елена Михайловна, а что вы хотите знать? Спросите. Я скажу.
Она затрясла головой, как я — руками. Только ее нервы я видела, а свои хорошо скрывала… Под столом.
— Ничего не хочу, Аля. Я ушла из его жизни. Сначала по требованию Наташи, думая, что у них без меня все наладится. Потом уже по требованию самого Валеры. Он сказал, что сыт моими советами и больше не хочет моего участия в жизни своих детей. Ну и обиделся заодно, что его деловые советы мне тоже оказались не нужны. Вот так и живем: в одном городе, как чужие люди. Но я ничего не прошу, — добавила она поспешно. — Только хочу, чтобы он наконец-то был счастлив, если это, конечно, возможно… Если я действительно посодействовала его несчастью. Я… Аля, он плакал на кухне, как не плакал даже в детстве. Но Виталик остался непреклонен. Мужчины в их роду бараны. Мой свекор таким был, муж и сын такой же. Они уверены в своей правоте, а когда дров наломают, жгут ими мосты. Но никогда не признают свои ошибки. Может, конечно, все мужики такие, не знаю… Мой отец тоже не был подарком небес.
Она вдруг замолчала и уставилась на меня, словно ждала ответ, а что сказать? И должна ли я вообще как-то реагировать на подобный выплеск то ли реальной боли, то ли все же заготовленной речи, чтобы пробить меня на слезу. Я им больше не верю — никому. Какой смысл?
— Вы хотели про утренники поговорить?
Эта странная женщина в ответ зажмурилась, и я заметила в уголках подведенных глаз слезы.
— Да, почему бы и нет… Это всяко лучше, чем ты будешь непонятно у кого и где показывать своих кукол.
— То есть это не для вас, а для меня?
— Для меня, для тебя — какая разница? Теперь какая разница?
Она передернула плечами, будто теплый кашемир не спасал владелицу от ветра перемен в ее семействе.
— Я никого сама не ищу, заказчики находят меня сами.
Тонкие губы изогнулись в горькой улыбке.
— Да, ты права… Мы тебя нашли сами. Я решила не стучать в закрытую Валерой дверь. Думала, увидит он тебя на празднике. И если захочет, подойдет. Взрослый мужик, теперь ему никто не указ. Не захочет, ну что поделаешь… День рождения и у детей бывает порой грустным праздником… Но вышло иначе… И намного лучше и легче, чем я думала. Наверное, мой сын в чем-то остался маленьким мальчиком, и его действительно нужно было подвести к тебе за ручку. Еще четыре года назад.
Я кивнула. Не нужно меня ни в чем убеждать, и я не стану делать этого в ответ. Вдруг это не вы врете, а врет ваше материнское сердце. Валерка и дальше жил бы без меня нормально, а сейчас просто воспользовался подвернувшейся возможностью поделиться со мной неподъемным грузом. Но мы можем из были сделать сказку, кто нам запретит? И это намного проще, чем воплощать сказку в жизнь. Любые, даже самые поганые действия, можно обозвать красивыми словами, а действительность такова, что… Что о ней и говорить-то не хочется. И жить в ней, кстати, тоже… Не хочется!