Сказка в дом стучится
Шрифт:
Тогда я хотя бы буду знать, что замыслил твой братик. А лучше бы встретиться прямо на детском дне рождения, чтобы не пришлось играть роль разлюбезной подружки. Наш разговор с Марианной будет коротким — до свидания, счастья в личной жизни, хороших и верных подруг тебе, дорогая моя бывшая.
— В понедельник? Или он у тебя тоже тяжелый? — уже без особого энтузиазма предложила Марианна. А в начале разговора голос все же звенел.
— Как у всех.
— А утро вчера какое было? Этот придурок тебя очень доставал?
— Не очень, — снова лгала я.
— Извини,
— Как Никита? — перебила я, чтобы закончить разговор и заодно проявить участие.
— В школе, — хмыкнула тетка. — Только что скинула. Решила прогуляться. Мне оттуда до офиса сорок минут неспешным шагом. Кстати, можем погулять по городу. Я не только на жопе сидеть могу. Я как раз это ненавижу и предпочитаю двигаться в любую свободную минуту. Ну, гулять пойдем? В Летний сад? Или просто по Невскому до Лавры. Пока майская теплая погодка в холодную июньскую не превратилась.
— Давай ближе к делу. Никиту не ругали?
— Нет, удивительное дело. Впрочем, он никого не ругал. Закрылся у себя и не выходил. Ты ему какую-то гадость сказала, что он так расстроился?
О, заход понят.
— Нет. Он сказал… гадость мне, — Но пока я не скажу тебе, какую именно. — Мол, из-за меня ему пришлось важные встречи пропустить. Наверное, наверстывает. Ночами работает…
Ага, оттачивает навыки работы с поисковиком Гугла или Яндекса. Я вот с удовольствием бы подправила ему физиономию скальпелем. Да так, что не только распознаватель лица в айфоне не сработает, но и мать родная не узнает.
— Сказала же, мой братик сволочь, высший сорт. Почти просроченный, правда, — уже смеялась Марианна, но как-то натужно.
Впрочем, в телефон настойчиво пробивался шум улицы. Не покричишь и не посмеешься вдоволь на людях. Тем более дамочке при параде надо держать лицо. Мне вот дома можно спокойно корчить рожи — бабки-ёжкины!
— А мне его жалко… — выдала я, чтобы подколоть.
— Во, на то и было рассчитано! Это ты его просто не знаешь. Таких не жалеют, потому что такие никого не жалеют. Даже собственного сына. Ты бы видела, сколько он ему домашки припер. Ну какого хрена тройки исправлять? Это же не двойки. Плюс шестой класс. Говорю, у него мозгов нет. Никита умнее папочки будет. Вот хочу его в субботу засадить за домашку с сыном. Посмотрим, как он уравнение с двумя неизвестными решать будет.
Он их, кажется, как орешки, щёлкает! Даже проверку не делает — уверен в своей правоте.
— Я ему выходные устрою такие, что не забудет… — рычала Марианна.
Я сжала губы — в этом, Марьянка, я тебе помогу. Видимо, она не знает еще про Тишкин день варенья. Ничего, пошлет ее братец саму домашку с племянником делать. Послать бы мне самой этого братца. От его сестры легко не избавиться. Так до офиса болтать и будет, чтобы не скучно шагать было!
— Марианна, извини, но мне нужно бежать. У меня клейстер варится для папье-маше…
Вот она, извечная отмазка кукольника!
— Извини. Конечно, иди. Ты мне позвонишь? Или я тебе?
— Я — тебе, но не раньше понедельника.
И пусть этот понедельник никогда не наступит. Как и суббота. Еще два дня. С половиной. И половина меня уже корчится от страха, подозревая Терёхина в обмане. Нет, глупости… Он взрослый мужик, ему играть в кошки-мышки некогда. Хотел бы другого, так прямо б и сказал. Мне не шестнадцать, чтоб ходить вокруг да около.
Я уселась доделывать брелок, хотя от ночного напряга болели и глаза, и руки, но я боялась, что завтра нарисуются дела, и Тишка останется без подарка. Да черт с ним, с Тихомировым, мои труды пойдут прахом!
Зазвонил телефон, и я, жмурясь, ответила, не взглянув на номер.
— Ты дома? — спросил тот, кому я так и не послала благодарность за букет.
— Доброе утро, — ответила я.
— Извини, я должен был поздороваться, ты права. У тебя есть серая нитка и иголка?
— Валера, что тебе надо?
— Пришить пуговицу. У меня впереди важная встреча. Если никак, я поищу ателье.
Я сидела — и это меня спасло. Кому-то явно не мешало б прикусить язык. Мне!
— Если ты рядом, приезжай, пришью.
— Я буду рядом минут через двадцать, — это был смешок, ничем не прикрытый. — Знал, что не откажешь.
А это уже была констатация факта, что на мое мнение ему плевать. Из центра до нас далеко не двадцать минут ехать. Хорошо ещё, не за пять позвонил. И не из-под одеяла вытащил, куда я планировала залезть минут через пять. За двадцать залезть и вылезти из душа точно не получится. Пришлось заняться обтиранием. И собиранием мозгов в кучу, потому что под звук бегущей воды я пыталась прикинуть, что ещё понадобилось от меня Терёхину с утра пораньше. Одиннадцать утра. Ты из дома не раньше девяти вышел. Вот не надо про деловые встречи заливать… Совсем меня за дуру держать некрасиво. Десять лет даром не прошли. Повзрослела!
В домофон я даже не просила кто, просто нажала кнопку. Боялась, что на ответ «Я» скажу — свинья. Затем повернула замок на входной двери и оставила заметную щелку: стоять с ним через порог лицом к лицу не хотелось. Как говорится, переходим сразу к делу.
— Тапки не оставила? — спросил он, захлопнув дверь.
Я все же осталась его ждать в проёме кухонной двери.
— Тапочки в мужском размере здесь не водятся.
Секундные гляделки. Сдался. Опустился к шнуркам ботинок.
— У меня носки чёрные.
— У нас полы чистые. Зачем ты приехал?
Он сунул руку в карман и протянул мне пуговицу.
— Соскучился. Такой ответ тебя устроит?
Я молча взяла пуговицу и отвернулась, а он молча сделал за мной шаг, но до кухни до дошёл. Поймал ещё на пороге, и сцепил руки чуть ниже моей талии, заставив упереться лопатками ему в грудь.
— Что ты делаешь?
К счастью, он не делал ничего — просто держал меня у груди. Я смотрела на стол и жалела, что бульдог на нем сидит игрушечный и не облает гостя. У меня лая не осталось — во рту пересохло. И в легких воздуха. Сколько он выливает на себя туалетной воды? Или просто я забыла, какой резкий запах бывает у афтершейва на таком близком расстоянии…