Сказка в дом стучится
Шрифт:
Меня чего просить — пульт у Козы…
— Можно и на сцену залезать, ломать у нас тут все равно нечего! Но трогать все равно ничего не надо. Ну, кроме волчьего хвоста, конечно. Его даже нужно трогать, но только осторожно. Попрошу сильно не дёргать, я же волк, мне будет больно.
Мне тоже будет больно, если некто рыжий примется выкручивать из меня лампочки одну за другой. Я из последних сил держала на лице улыбку: Терёхины не нашли другого места, как занять наблюдательный пункт за спиной снимающего родителя. Дети сменялись один за другим, и я уже на полном автомате подтверждала,
— То, что ты настоящая, мы всегда знали и то, что неправильная, кстати, тоже…
Нет, я не перестала улыбаться: я не устраиваю прилюдные разборки. Это быстро сказка сказывается, а дело делается долго, но счастливые и наглые рыжие морды ведь часов не наблюдают, так что у меня есть все время на свете для того, чтобы превратиться в злую волшебницу… Бастинду, например! Я уже почти позеленела от злости. В душе уж точно, а сейчас и лампочка на шапочке под вуалькой загорелась зелёным цветом, но я не даю Валерию Витальевичу зеленый свет. Вуаля, огонёк переключился — получайте сразу красную карточку, и даже не волчий билет. На вас личный лисий забронирован. Вы-то, конечно, примеряли шкуру льва… Хотя бы в постели! Ну и рычали тигром на своих домашних. Только лисью морду не утаишь, особенно, когда нос в курином пушку. Ох уж, курьи мои мозги… Не заметила, как в суп попала — вернее, в заваренную Терёхиным кашу!
— Давай ко всем иди. Я вас сфотографирую.
Лешка как-то слишком уж по-волчьи сильно толкнул Никиту под лопатки — так что тот с большим трудом затормозил по мою левую руку. Под правой у меня был… Лучше бы был братец, а не папочка, но Валера отчего-то снова решил задавить ребенка своим отцовским авторитетом… Ой, коленками. Будто малыш куда-то сбежит. Он как был с утра одуревшим, так им и оставался. Сказка не помогла или папочка постарался…
Не знаю, с каким выражением Никита стоял рядом с нами, но Лешка давно не корчил таких страшно-смешных рож. Я сама еле удерживала губы в нейтральной улыбке и радовалась, что мне хотя бы рожки не поставили… Ну, заячьи уши…
— У вас, молодой человек, — проговорил Лешка, возвращая Никите телефон, — маска на воскресный день неправильная выбрана. Вам бы сменить ее на настоящее личико, и с вас портреты писать целая очередь из прославленных живописцев выстроилась бы.
Никита никак не отреагировал на нравоучение от чужого дяди, только глаза отвел и протянул отцу телефон. Тот тоже промолчал, хотя мне очень не понравился взгляд, которым Терёхин одарил незадачливого волка — сам не воспитываю сына и другим не позволю. Впрочем, Лешке не до чужих детей стало, когда к нему пристал свой собственный.
— Папа, дай телефон маме позвонить…
Как у него рука-то выдержала, когда Ева повисла на локте всеми четырьмя конечностями! Рука-то не натренированная. У кукольников считается моветоном без особой надобности мастерить марионеток из дерева. Они тяжелые, а у кукловодов и так жизнь не сахар. Дома у каждого по своей буратинки, а у кого-то и не по одной!
— Мама спит… Оставь ее в покое… И меня… Ты мне сейчас нафиг костюм порвешь… Ева, ну ё-моё, чего ты как маленькая! Сейчас поедем к бабушке…
Лешка еще что-то сказал, но Валерке явно не понравилось в чужом диалоге слово «мама», и он решил ухватиться за «бабушку».
— Может, и нам махнуть к бабушке на чай с кексами?
Ага, вот прямо так — зацементировать все мастикой! Сначала тогда к моей маме на куриный супчик…
— Не хочу! — буркнул за меня Никита.
И я чуть ему не поддакнула.
— А я не тебя спрашиваю.
— А ты всегда не меня спрашиваешь…
Так, началось…
— Тебе понравилась музыка? — успела вмешаться неправильная фея.
Никита продолжил смотреть на меня волком. Не тем смешным, которым пытался быть для него Лешка, а самым настоящим злым и, скорее всего, уже довольно голодным.
— Пошли, я тебя познакомлю…
Благо, зрители рассосались, а музыканты еще не зачехлились. Пары общих фраз хватило, чтобы вручить юного гитариста старому.
— Я переоденусь и тут же его заберу…
Если я оставлю Никиту с папой, то по возвращении найду лишь ножки да… Только ножки, рожек у волчат нет. Впрочем, он уже сожрал меня с утра, так что из него могут торчать те самые заячьи уши…
Терехин обреченно уселся обратно на стул. Арсений стоял с ним рядом, теперь уже сам держась за твердое родительское колено. Ева стояла в шаге от них и что-то втирала рыжим про жизнь, по-женски очень громко жестикулируя. Мне оставалось молиться, чтобы речь не зашла о маме.
— Тяжело тебе дома… — усмехнулся Лешка, стирая с лица грим.
Я делала то же самое, но быстрее и не щадя кожу.
— Там достаточно помощников, которые вызывают огонь на себя.
А здесь была я одна. И с букетом роз вместо веника. Волшебного! На их рожи потом ящик йода изведешь и так ничему и не научишь!
— Откуда цветы? — спросила я у машины. — Я ведь просила не оставлять детей ни на минуту.
— Я никого не оставлял. Я эту вашу Козу попросил сбегать к метро…
— А… Ну да, в своем репертуаре. Делегировать полномочия у тебя отлично получается.
— Значит, я правильный Кощей, да?
— До Кощея тебе еще худеть и худеть, — хлопнула я пассажирской дверью и поставила букет в ноги.
— Ну так за бабушкиным тортиком мы не едем. Вот и похудею.
— А кормить детей ты не думаешь вообще?
— Дома. Испугалась? Ладно, в кафе… Но домой все равно надо будет что-нибудь купить.
— Мы надолго домой? — подал голос Никита, все такой же недовольный. Голос. На лицо я не стала оборачиваться. Корчить рожи, как Лешка, я все равно не умею.
— Столько, сколько будет нужно, чтобы ты закончил школу. Да, Саш, надо ему сообразить какой-нибудь перекус с собой. Я ему денег на столовку не даю.
— Хорошо, не завтра утром вспомнил…
Я, конечно, по его мнению, ворчала, но… Всем своим существом соглашалась остаться с ними со всеми до утра… Но не устраивать же разборки при детях! Сначала надо накормить всю троицу, а потом уже, когда все раздобреют и подобреют, начинать просить не казнить, а слово молвить… Ох, мне много чего хочется сказать старшему Терёхину. Столько правильных слов танцуют сейчас на языке совсем не вальс…