Сказка зимнего перекрестка
Шрифт:
Он криво улыбнулся на ее недоверчивый взгляд.
— Вы не должны бояться меня, мадемуазель. Я подожду здесь и ничем не оскорблю вас.
Что ж. Уговаривать ее не пришлось. Агнес спустилась в ложбинку, затянутую пеленой жмущегося к земле тумана, и торопливо вымылась, поминутно озираясь и постанывая от студености воды. Сказать, что она стала чистой, было бы слишком много, но она сделала все, на что у нее хватило духу, и даже выполоскала нижнюю юбку, впервые в жизни исполнясь искреннего сочувствия к прачкам, коим приходилось заботиться о кондиционности ее белья круглый год по всякой погоде.
По крайней мере из зарослей на просвистываемую игривым ветерком пустошь выбралась розовая девушка, а не покрытое ржаво-бурой
Возвратившись к своему спасителю, она обнаружила его сидящим на земле, уткнувши подбородок в острые колени, по-детски обвитые длинными руками. Худые плечи торчали как-то жалобно, и он посмотрел на нее снизу вверх со странным измученным и отчаявшимся выражением, как будто, смертельно устав, в снежном поле замерзал в одиночку. Умирающим в страшных муках он не выглядел, однако что-то в его взгляде и позе показалось ей очень болезненным, и мягкосердечная Агнес не смогла не откликнуться на эту безмолвную мольбу о помощи, как сам он не мог не побежать на вопль тонущей лошади.
— Я — дочь герцога д’Орбуа, — сказала она, опускаясь рядом наземь и укутывая ступни юбкой. — Поверьте, благодарность моего отца не ограничится словами.
Она осеклась, почувствовав, что до герцога д’Орбуа сейчас — как до луны.
— Ах, — прошептал ее рыцарь, столь могущественный и безупречный в час беды, — какая разница, какого герцога вы дочь? Никто не должен тонуть в болоте. У меня есть с собой немного хлеба. Не побрезгуете?
— Нет, — сказала Агнес, — но… Ведь это — все, чем сами вы должны были поужинать?
— Мне не привыкать. Пожалуйста, ешьте. Не будете возражать, если я ненадолго покину вас? Видите ли, мне тоже хотелось бы принять человеческий облик.
Агнес энергично кивнула и впилась крепкими зубами в черствую горбушку. Теперь, когда по какой-то неведомой причине спутник ее так безнадежно пал духом, в самой ней вскипала здоровая бодрость. Сейчас, когда он вернется, она попросит его отвести ее в ближайшую деревню, а там уж общинные старосты позаботятся доставить ее в отцовский замок с комфортом. За нею станет лишь проследить, чтобы благодарность герцога попала по адресу. В качестве доказательства того, что пережитые ею ночные опасности были вовсе не шуточными, Агнес увязала в платочек дохлого швопса, которого во время мытья обнаружила мертвой хваткой вцепившимся в краешек юбки. Помимо очевидных прочих достоинств, тварь эта годилась на то, чтобы до икоты запугать сестер. Впредь неповадно будет бросать ее одну в дремучем лесу.
Горбушка оказалась невелика, Агнес уверенно расправлялась с нею, то и дело смахивая с лица падающие пряди и от нечего делать озираясь вокруг.
То есть туда, откуда они пришли, в сторону клубящегося вдоль кромки болот дремучего леса она и смотреть не могла. Слишком уж не по себе становилось от тех воспоминаний. Скрестив под собою ноги и таким образом согревая их, Агнес смотрела вперед, вправо и влево, на серо-коричневую пустошь, поросшую по-осеннему окрашенным вереском, на паутинку каменистых тропинок, на скальные выступы тут и там, на курчавые спины овец, бродивших неподалеку, словно недоумевающие, позабытые ветром облака. Впечатление было такое, будто она водрузилась на самую высокую точку местности, равнина от нее только понижалась, так далеко и четко было видно вокруг. А что не видно, то терялось в дымке утреннего тумана. Земля казалась выпуклой, как верхушка хлеба, и сидя на горбушке мира, Агнес решила, что мир предстал перед нею похожим на небогатую, опрятно одетую женщину. И во всяком случае, она была уверена, что все теперь кончится хорошо.
Хлеба в самый раз хватило на то недолгое время, пока ее оборванный рыцарь отмывал болотную грязь.
— Наверное, — сказал он, тихонько подходя сзади, — нам стоит как можно скорее отправиться в деревню. Я опасаюсь, что вы можете простудиться.
Она кивнула, обернулась и застыла на месте с рукой, протянутой, чтобы принять помощь, и едва ли не с разинутым ртом, что было вовсе не деликатно.
— Кто вы? — только и сумела выговорить она.
Он почему-то поглядел сперва на одну свою руку, потом — на другую, будто видел их впервые и недоумевал.
— Я — пастух, — сказал он не слишком уверенно.
— Не может быть! — вырвалось у нее.
Он только виновато улыбнулся в ответ.
В самом деле, она ни на йоту не ошиблась, в первый раз сослепу титулуя его кавалером. У него было лицо принца. Вот только знавала она много разных принцев, пожилых пресыщенных циников и прыщавых юнцов, и ни у одного из них не видала такой изысканной, хрупкой, орхидейной тонкости черт. Это лицо… его хотелось сравнить с белым цветком в темной комнате. Описывать его словами было бы столь же тщетно, как пересказывать прозой стихи Гийома Аквитанского. Она и не пыталась. Она просто разлилась теплым озерцом розового сиропа, по всей глубине проблескивающим малиновыми искорками удовольствия. До сих пор она считала, что бог не затаивает дыхание, создавая мужские лица.
Невероятно! Опыта ее общения с простолюдинами хватало в самый раз, чтобы понимать: он никогда им не был. Во всяком случае, до недавнего времени. Она отлично знала их лживую раболепность, которой они плохо маскировали жадность, зависть и злобу. Никто из них не был бы и в десятой доле столь же искренне предупредителен… И никому из них в здравом уме не пришло бы в голову отмахнуться от благодарности герцога д’Орбуа: в своей житейской мелочности все они были весьма практичны. Откуда, скажите на милость, у деревенского пастуха профиль слоновой кости, пальцы арфиста и стан принца? Сказочного принца, имела она в виду, а не тех наглых приставал, что видели в ней накрытый стол, этакую веселую ситцевую дурочку, младшую дочь без перспектив наследства, счастливую любым проявлением внимания, а стало быть — недостойный объект в плане серьезных намерений. Ей довелось узнать их с худшей стороны, и в отношении них она не питала иллюзий. Она скорее поверила бы, что он — ангел господень, посланный спасти ее от неминучей гибели. Во всяком случае, на ангела он определенно тянул. Ни один смерд, сколько она их знала, ведя с нею разговор, не сумел бы удержаться от нелепых ужимок, божбы к месту и не к месту, неправильностей и вульгаризмов речи. А этот чувствовал слово, и оно не текло у него вразрез с мыслью.
— Как ваше имя? — настойчиво спросила Агнес. Кем бы он ни назвался, этому человеку она никогда не смогла бы сказать «ты». И опять он смущенно опустил глаза.
— Они называют меня Мартином, — неловко сказал он. — Но я не уверен ни в том, что оно мне нравится, ни в том, что оно вообще мое.
Она еще раз окинула его взглядом. Он был, оказывается, очень молод, ее лет или чуть старше, и седые пряди в его черной гриве растрогали ее чуть не до слез. Мокрые волосы оставили меж лопаток на рубахе влажный след. Имя действительно ему не шло.
— Если вам все равно, — нерешительно сказала Агнес, — я могла бы звать вас… Марком, если хотите…
— Неплохо, — признал он. — Говорят, правильно выбранное имя способно благотворно влиять на судьбу. Что вы думаете об этом месте?
Агнес вытерла руки о юбку и поднялась рядом с ним.
— Как будто, — сказала она, размышляя вслух, — оно никому не принадлежит. Никто не придет и не скажет: «Уходите, это моя земля».
Он шевельнул тонкими бровями.