Сказки Биг Бена

Стивенсон Роберт Льюис

Хитрый купец ганзейский И караибский пират, Амундсен и Джон Сильвер, Одиссей и Синдбад. Мне хорошо известны Все их дела и дни, Как они начинали, И чем кончали они. Чтобы спасти от бури Кормчего и ладью, Я на небесной вахте Ночь напролет стою.

ЭМИЛЬ ВИКТОР РЬЮ

ЕДИНОРОГ

Над

рекой Сенегал, где ни троп, ни дорог, Он стоял, опустив свой сияющий рог; И фламинго кружили у розовых скал, И закат африканский над ним догорал. Кто изведает мысли героя, когда Он врывается в мир, как шальная звезда, Когда сходит он в жизнь с легендарных страниц В ореоле чудес, в переливах зарниц? И прошел он по джунглям, по чащам лесным Величавым и медленным шагом своим; Но на травы дремучие тень не легла, И, как ветер, легка его поступь была. Страшный лев, притаившись за темным стволом, Увидал его — и зарычал, словно гром; Но задумался, лапу держа на весу, Повернулся — и в сумрачном скрылся лесу. Элегантный жираф побежал, чтоб скорей Поделиться известьем с подругой своей. Уползая с тропы, зашипела змея, И затихла, дивясь, попугаев семья. Но торжественно шествовал Единорог, Погруженный в мечты, величав, одинок. «Дивный мир! — восклицал он при свете луны. — Он прекраснее книг, он волшебней, чем сны!»

И внезапно увидел на зыби речной, Как его отраженье качало волной: «О великий поток африканских саванн! Подтверди, что моя красота — не обман». И он замер в сиянии славы своей; Но послышался голос из гущи ветвей — Это злой павиан с гладким длинным хвостом Захихикал ехидно оскаленным ртом: «Все — вранье, ерундистика, глупости, вздор! Его выдумал жалкий, пустой фантазер. Лишь протрите глаза — и рассеется ваш Бесполезный обман, однорогий мираж!» И услышал слова эти Единорог, И смутился душой, и поник, и поблек; И опять погляделся в поток — но нигде Не увидел ни отсвета в темной воде. И побрел он сквозь джунгли, как гаснущий луч, И пропал меж стволов, как луна между туч; И напрасно искали его на земле Синегальские звезды, сияя во мгле. Он возник, как волшебной мелодии звук, От касанья смычка оживающий вдруг; Он исчез, как волшебной мелодии плач, Когда руки устало опустит скрипач.

ПИРАТЫ НА ОСТРОВЕ ФУНАФУТИ

На свете множество чудес, внимания достойных, Но Фунафути — образец чудес благопристойных. Не сыщешь острова в морях от Горна до Босфора С такой тактичной фауной, с такой любезной флорой. Там обезьянки не шалят, галдя на всю опушку, А только нюхают плоды и потчуют друг дружку. Там пальмы, встав на берегу всем кланяются дружно, Какой бы ветер ни подул — восточный или южный.

Но вот в один прекрасный день к тем благодатным пляжам Приплыл разбойничий корабль с ужасным экипажем: Джим Кашалотто, Джеки Черт, Сэм Гроб и Билл Корова, Кок Вырвиглаз и старый Хью — один страшней другого. И первым сушу ощутил их шкипер Джеки Черт: Сэм Гроб, ворочая веслом, смахнул его за борт. Пиратов ужас охватил, повеяло расправой, Но шкипер вдруг заговорил с улыбкою слащавой:

— Прошу прощенья, мистер Гроб, вина была моя. Забудем этот инцидент! Скорей сюда, друзья! Позвольте

вашу руку, Джим. Я помогу вам, кок. Ах, осторожней, мистер Хью, Не замочите ног! Пираты слушали дрожа. Голодный львиный рев Не показался б им страшней галантных этих слов. Но только на берег сошли — их тоже охватило Желание себя вести необычайно мило. — Здесь у меня, — промолвил Джим,— сухое платье есть. Прошу, воспользуйтесь им, сэр, окажете мне честь. — Вы правы, — шкипер отвечал.— Чтоб исключить ангину, Воспользуюсь. Пардон, друзья, я вас на миг покину. Был сервирован на песке изысканный обед, И не нарушен был ни в чем сложнейший этикет. Приличный светский разговор журчал непринужденно, Никто не лез ни носом в суп, ни пальцем в макароны.

Приятный вечер завершен был тихой песней Сэма, И слушал песню капитан, роняя слезы немо. — Вот так певала перед сном мне матушка когда-то… Ах, милый Сэм, скажи, зачем веду я жизнь пирата? Друзья свели его в постель и сами зарыдали, И нежно сняли сапоги, и валерьянки дали, И челюсть новую его переложили в кружку, И грелку сунули к ногам, и саблю под подушку. Потом, молитву сотворив, разделись аккуратно, Без грубых шуток и божбы, пристойно-деликатно, И мирно отошли ко сну, умыв лицо и шею, И в грезах видели всю ночь порхающую фею.

Они отплыли на заре. Но только за кормою Сокрылась чудная земля, пошло совсем иное: Все утро хмурились они и пили ром без меры, И растеряли навсегда приличные манеры. А на волшебном берегу, на дальнем Фунафути Все так же ветер шелестел о мире и уюте. Черепашонок спал в песке, и устрицы вздыхали, И солнце озирало мир без гнева и печали.

СЭР БОМ ВДРЕБЕЗГИ

Добро пожаловать, сэр Бом! Вам чай с лимоном? с молоком? Ах! Что это? Разбилась чашка? Но вы не обожглись, бедняжка? Позвольте, я вас промокну… Пустяк! Возьмем еще одну, Я сам частенько их роняю. Не огорчайтесь! Выпьем чаю. Как там ваш родственник, сэр Бом? — Ну, тот, что пробил стенку лбом, — Встает с постели понемногу? Ну, слава богу, слава богу…

Поосторожней, сэр! Ваш стул!.. Как он ужасно громыхнул! Вы не ушиблись? Просто счастье! Что — снова склеить эти части? Не стоит, стул был старый — он Елизаветинских времен. Там вензель был на верхней планке. Оставьте на полу останки! Забудемте про старину; Давайте подойдем к окну. Тут вся стена плющом увита. Куда вы, сэр?!

Окно закрыто!!! Вы не порезались стеклом? Нет? Это — чудо, милый Бом! Я показать хотел вам что-то. Вот эта ваза — терракота — Довольно ценная… была. Ну, ничего! Нога цела? Я рад, что вы знаток фарфора. Уже уходите? Так скоро? Почаще к нам! Всегда вас ждем! До встречи, дорогой сэр Бом!