Сказки Бурого Медведя

Лепешкин Михаил

— Быть по сему, приеду. Только кого мне спросить там? Звать-то тебя как?

— Любовь, — ответила женщина.

Завершил Крес все заказы, а новых уже не брал, к серьёзному делу готовился. Ибо меч сковать — это не топор дроворубный сделать. В топоре, конечно, тоже своя душа вложена, но меч справа воинская, он не просто душу, но ещё и силу свою иметь должен, и к хозяину своему намертво привязаться. Он не только телом своим, но и сутью своей хозяина оберегать обязан от смерти, от раны, от бесчестья. Да притом кровь зря не лить, а лишь по делу.

Отправился Крес в город ближайший, да с кметями о мечах говорил, воеводам вопросы задавал, сам князь, помня батюшку Креса, время нашёл с ним побеседовать, да разрешил в дружине пожить,

мечом позвенеть, бою поучиться. Полгода Крес в дружине жил, много чего узнал да понял. Биться на мечах научился, ибо силушка от Роду дана, умения наставники прибавили. Много мечей Крес-кузнец в дружине повидал. Бывало, возьмёт какой из них в руки, и смотрит на него, смотрит. Будто и не форму разглядывает, а душу его высмотреть хочет. А спросит кто, так не скажет, что высматривал. Не потому что скрывает. Вроде и хочет объяснить, да слова не находятся. Понятие-то в голове, оно ёмкое да простое. А как объяснять начнёшь, так хоть целый день говори, а кто из кметей время найдёт, чтобы целый день Креса слушать? Так и был он загадкой для всех. Потому, наверное, и в народе кузнецов колдунами кличут, что в науку их вникать не хотят. Вот только большинство мечей его совсем не устраивали. Он их не так сделал бы. По-другому. Всё больше он понимал, каким настоящий меч должен быть. И как стало ему невмоготу на такие мечи смотреть, а руки загорелись самый ладный из всех сделать, поблагодарил он наставников своих да в кузницу вернулся.

Дома руки, за полгода по делу истосковавшиеся, сами за молот взялись. А душа вокруг родных мест раскинулась, да всех знакомцев радостно приветствовала! И с Ветром-шалуном пошепталась, и Травушке шёлковой поклонилась, и к Речке текучей приласкалась. Они же, узнав о деле Кресовом, подсказывать стали мелочи всякие, делу помогающие, да заговоры сильные. А Дуб Вековой, что посреди дубравы растёт, поведал, что ещё дедушка Кресов в его корнях заготовку для меча закопал, чтобы железо силу воинскую в себя впитало да памяти Родовой набралось. Ибо Дуб собой три Мира единит. И Явь, и Навь, и Правь через него связь имеют. Железо то уж давно всего набралось, теперь жизнь ему давать пора. В мир людей мечом явить. Побежал Крес к Дубу. Аккуратно, корней не портя, заготовку выкопал. Дубу вековому поклонился да поблагодарил от всей души за сохранённый дар дедушкин.

Заговорило дело в кузнице разным говором! Звоном да шипением. Скрежетом да скрипом, бульканьем да сопением. Да так всё это звучало, будто заговор какой кузня выговаривает. Народ деревенский стал её стороной обходить, да подальше всё! Вдруг пристанет что, вовек потом не отмоешься, водой не отольёшь.

Долго ли, коротко ли, а сделал Крес меч. Да такой, что самому понравился! И жил он жизнью своей, только говорить не мог. Нянчил его Крес как ребёнка малого, выглаживал, подтачивал. В росе купал, с Ветром знакомил, Земле-Матушке да Небу-Отцу представил! На заре утренней с ним играл, серебряным вихрем вокруг себя запуская! На заре вечерней сказы ему сказывал! Сделал рукоять удобную да ножны ладные. Тут и время пришло заказ отдавать.

Собрался Крес в путь. Взял снедь нехитрую, в дороге полезную. Меч в тряпицу завернул и отправился лесом вдоль реки к истокам, к Дубу древнему да Роднику целебному, чтобы отдать меч, им рождённый, в честные руки. В жизнь новую, да в дружбу верную.

Три дня шёл Крес вдоль реки, да три ночи. Никого не встретил, кроме зверей разных да духов лесных. Ну, да те доброму человеку зла не сделают. На четвёртый день повстречались ему мужики. Да было в них что-то, от чего хотелось их стороной обойти, а уж заговорить, так и вовсе противно. Зашелестел ветер в листве: «Осссторожно!» Небо нахмурилось, беду чуя. И сорока на дереве затрещала: «Тррревога! Тррревога!» Хотел было Крес мимо пройти, да мужики те на дороге встали и разговор затеяли.

— Кто будешь, добрый человек? — спросил самый здоровый с мечом на боку. — Куда путь держишь?

— Кузнец я, к истоку иду, — ответил Крес. —

Только тороплюсь я, некогда мне с вами разговаривать.

— Кузнец, говоришь? Так у меня к тебе тоже дело есть. Так что погоди малость.

Достал он меч из ножен, показал Кресу, и говорит:

— Был этот меч лучшим в наших краях, да и в других мало подобных найдётся. Железо рубил, людей пополам разваливал. А уж в руке лежал как влитой. Только испортил его кто-то. С тех пор потускнел он да затупился. Не рубит совсем. Как я его ни точил, как ни чистил — ничего не помогает. Снял бы ты с него порчу. А я уж в долгу не останусь. Расплачусь по-божески.

А меч его на Кресов как родной брат похож. Вернее, как отец на сына. Только, правда, тусклый какой-то. Видно, что душа его тяготится чем-то. Но Кресу откликается, и как к родному льнёт. О свободе просит. А тут картины у Креса в голове сложились, будто едет хозяин меча по зимнему лесу, а навстречу ему разбойники. Да стали они биться. Многих меч посёк, только не уберёг хозяина, друга своего, ибо слишком много разбойников было. Близко подойти меч им не дал, так они из луков стрелами бить стали да топоры кидать. Так и убили хозяина, а меч с тех пор в полон попал к главарю разбойному. Да служить ему не хочет. Тому же пользоваться мечом боязно, а выбросить жалко. Продать же, сколько пробовал, никак не получается. Кому нужен меч, которым только яблоки резать, ибо ни на что другое он не годен. Понял Крес, что меч этот батюшкой его сделан, а разбойники те самые, что отца его убили.

— Что ж, — говорит Крес, — давай сниму. Нет в том ничего сложного. Только чем платить будешь?

— Сказал же ведь — по-божески, — усмехнулся разбойничий старшой. — Значит, жизнь тебе подарю. Живым отсюда уйдёшь, значит. Разве есть что дороже жизни?

Взял Крес меч в руки. Погладил его: «Здравствуй, родной!» Засиял меч светом ярким: «Здрав будь! Сын друга моего, что жизнь мне дал да уму-разуму выучил! Будем теперь с тобой дружить! А для начала размечем эту погань, что вокруг нас столпилась, да за батюшку твоего отомстим!» «Будь по сему!» — улыбнулся Крес.

— Готово, — сказал он разбойнику. — На ком пробовать будем?

— Что значит — на ком? — не понял разбойник.

— Ты мне за него жизнь обещал, только я с такими друзьями и так отсюда своими ногами уйду, а раз жизнь уже обещана, значит, забрать её надо. Так я твою и заберу.

— Это с какими же друзьями? — не понял разбойник.

— А вот с этими!

И второй меч, самим Кресом сделанный, будто сам в руку прыгнул! Взвихрились мечи вихрем, железом сверкающим. И слетела голова с плеч разбойничьих. А следом ещё несколько, тех, кто отскочить не успел. Бросились оставшиеся разбойники на Креса, да подойти не смогли — из-за вихря железного, что тела и доспехи их сёк как масло мягкое. Стали они стрелами бить да топорами кидаться, но ещё сильнее взвихрились мечи Кресовы. Ни одна стрела в него не попала, ни один топор не пролетел. Вихрь же взвыл вьюгою зимнею, что в тоску вводит да душу вынает. И глянула на разбойников сама Мара-Смерть! Испугались они и наутёк кинулись, да только недалеко убежали. Кто в болото со страху рухнул, кто об пень голову с маху разбил, кого духи лесные в дебри завели, где они с голоду и сгинули, а иные в реке под корягою упокоились. Ибо нет спасенья тем, кому Мара не в глаза, а в душу посмотрит.

Отёр Крес мечи от крови подлой. Поблагодарил их, что врагу не выдали, да и зашагал своей дорогой.

Долго ли, коротко ли шёл, а дошёл до истока реки. И Дуб древний увидел, и Родник целебный под ним. А рядом двор широкий да терем высокий.

Подошёл Крес к тыну крепкому. Постучал в ворота дубовые. Вышел к нему дед, да не старый совсем, а крепкий да могучий. А почему дед? Да потому, что мудрость в глазах его виделась. Да такая, что будто Земля и Небо его глазами смотрят, и весь Род древний через него Мир правит. Не умей Крес Природу понимать, и не увидел бы того. Лишь мужика, косая сажень в плечах, узрел бы.